– Вот о том и речь. Они как сыр в масле катаются, в то время как у других забот полон рот. И вы думаете, они про это не знают? Есть писатель такой – Золя, так он в своих книгах про нищету эту все как есть написал. И знали бы вы, сколько его книг я реализовал в правлениях разных компаний. Причем многие члены этих правлений прямо мне говорили, что они очень любят этого автора. Стало быть, им известно, что написано в этих книгах и откуда все их богатство. В конце концов, они ведь не идиоты. Зачем наводить тень на плетень? Все эти люди прекрасно знают, что они негодяи.
– Ну… это еще куда ни шло, – сказал трактирщик. – А если взять всяких… министров да полководцев – тех, кто считает, что им полагается управлять людьми? Вот, к примеру, у одного из моих гостей нет ноги. Как это полководец или другой кто, отдавший приказ начинать войну, мог взять на душу это несчастье – вы уж простите, уважаемый гость, за мою откровенность, но ведь это правда. Вам уже никогда не стать тем человеком, каким вы были до этого.
Ковач, прищурившись, уставился прямо перед собой.
– Оно верно, конечно… – начал он, – но все же, дружище Бела, мне кажется, дело немного сложнее. Потому как, с одной стороны, может, вы и правы, а с другой стороны, кто-то ведь должен решать, кому и когда на войну идти, то есть что я хочу сказать – нельзя обойтись без власти, кто-то должен страной управлять, правительство, или премьер-министр, или государь… И может наступить время, когда страну потребуется защищать. Это ведь тоже правда, как ни крути. Разве я неправ?
Дружище Бела подался вперед:
– Вы кто по роду занятий, господин Ковач?
– Как это – кто?
– Я просто спрашиваю.
– Ну столяр я.
– Значит, в руках у вас ремесло?
– Разумеется!
– И людям всегда будут нужны стулья, кровати, столы и прочая мебель, которую вы изготавливаете?
– Ну… вообще-то, да.
– А могут лишить вас вашего ремесла?
– Ну, это едва ли. Точнее, я так скажу: если работать на совесть, не жульничать, не обманывать – никогда не лишат!
– Вот видите! Тогда какое вам дело, кто ваш заказчик? Кто с кем хочет воевать? Куда бы ни повернулся мир, вы всегда останетесь столяром, в вас и вашей работе всегда будет нужда. Так это, господин Кирай, или не так?
– Вопрос не такой простой, – погладил макушку книжный агент. – Непростой потому, что человек все же любит родину, и вполне может получиться так, что ее интересы окажутся для него важнее.
– Вы шутите, господин Кирай! Разве могут быть интересы, которые стоили бы войны? Я человек необразованный и этого никогда не скрывал, но даже мне понятно, что нет никаких таких интересов, чтобы из-за них войну начинать!
– Позвольте мне перебить вас, – откашлявшись, заговорил фотограф, – я вашим терпением не злоупотреблю: а вот если, скажем, кто-нибудь стал бы утверждать – подчеркну, что я только предположительно говорю, сам я такого не утверждаю, – что вы неправы, что бы вы сделали?
Дружище Бела пожал плечами:
– Да наплевать. Пусть себе утверждает. Какое мне дело?
Кирай хотел было что-то сказать, но фотограф знаком остановил его и продолжил:
– А если, позвольте предположить, ваш собеседник утверждал бы не только это, а заявил бы, что только идиот может высказывать такие суждения? Что тогда?
Дружище Бела, недоумевая, уставился на фотографа.
– Только поймите, – добавил фотограф, – я не хочу, чтобы вы неверно истолковали мои слова. Это не я говорю. Я только предполагаю, что некий человек так обозвал бы вас. Что бы вы сделали?
Хозяин трактира, как свойственно это людям сильным, порядочным, но не обладающим слишком большим умом, попытался сначала понять вопрос, а затем уж с предельной точностью на него ответить. Он наморщил лоб, облокотился на стол и положил на руки подбородок. Затем неуверенно оглянулся по сторонам.
– А хрен его знает, что бы я сделал, – сказал он и добавил, оправдываясь: – Уж простите за грубое выражение.
– Ну а все-таки?
– Это, наверное, зависит от того, с кем я имею дело.
– А точнее?
– Ну… я бы сказал ему, что он ошибается и что ничего идиотского в моих словах нет.
Дюрица рассмеялся. Рассмеялся впервые с тех пор, как они собрались за столом. Тут надо отметить: если читатель представит себе одно из тех неприятных лиц, в которых улыбка проявляет какое-то детское простодушие, то он увидит перед собой нашего часовщика, который воскликнул:
– Порядочный вы чудак, дружище Бела!
– Теперь это неинтересно, – живо перебил его книжный агент. – А скажите, дружище Бела, что бы вы сделали, если бы этот некто, этот субъект, продолжал настаивать на том, что вы городите глупости?
– …И что бы вы ему ни сказали, – подхватил фотограф, – твердил бы свое, в лицо называя вас идиотом?
Дружище Бела потер подбородок, растерянно глянул на столяра. Затем, растопырив пальцы, уставился в собственную ладонь.
– Такого не может быть, чтоб ни с того ни с сего меня стали вдруг обзывать идиотом.
Книжный агент хлопнул ладонью по столу.
– Почему это ни с того ни с сего? Он просто уверен в этом, таково его мнение.