Читаем Пятая печать полностью

Он жестом остановил его, после чего удивленный фотограф вновь опустился на место.

– Останьтесь, я вас не задержу, – повторил часовщик и снова обратился к Швунгу:

– Я сказал «топинамбур». Вам известно, что это такое?

Книжный агент недоверчиво посмотрел на него, потом на других и недоуменно пожал плечами.

– Топинамбур? – заговорил столяр. – Это такие клубни, навроде картофеля. Вы не знали, господин Кирай?

– Что значит «не знал»? Вы думаете, только вы знаете?

– Я спросил, – настаивал Дюрица, – что вы любите больше: топинамбур или фаршированную телятину?

– Вы лучше с малолетками развлекайтесь, – осклабился книжный агент.

– Так все же, что вы любите больше?

– Ну вот что, – передернул Кирай плечами, – этот овощ я оставляю вам.

– Так значит, телятину?

– Ну допустим, телятину! Теперь вы довольны?

Дюрица строго посмотрел на него:

– Только серьезно, прошу вас.

– Да скажите ему: мол, больше всего телячью грудинку люблю, – подсказал трактирщик.

– Телячью грудинку, – на этот раз искренне признался книжный агент и растерянно посмотрел на серьезное лицо часовщика.

– Верно! Благодарю вас! – воскликнул Дюрица и, откачнувшись на стуле, стал разглядывать потолок.

Кирай в недоумении обвел взглядом остальных, потом поднял руку и поднес ее к виску.

– Ку-ку?

– О-хо-хо! – покачал головой дружище Бела и ухмыльнулся.

– А над чем вы теперь раздумываете, глядючи в потолок? – обратился Кирай к часовщику.

– Я раздумываю над тем, – отвечал тот прищурившись, – кем мне быть: Томоцеускакатити или Дюдю?

Книжный агент так и замер с открытым ртом. А потом сказал:

– Ах, ну да. Гм… Понятно… Ну наконец-то пошел недвусмысленный разговор! Я всегда говорил, что вы умеете выражаться по существу, только с вами надо иметь терпение и нельзя раздражать вас. Ну, что вы на это скажете?

<p>2</p></span><span>

– Как вы изволили выразиться, господин Дюрица? – подавшись к часовщику, спросил Ковач. – Я… я не совсем вас понял. Кем вы хотите быть?

Дюрица оторвал взгляд от потолка и качнулся вперед, к столу. Сцепив пальцы рук, он пристально посмотрел на столяра:

– Не знаю, быть мне Томоцеускакатити или Дюдю?

– Ага, – сказал Ковач и бросил неуверенный взгляд на книжного агента, который только развел руками.

Дюрица между тем продолжал:

– Я буду очень признателен, если вы поможете мне, господин Ковач. Хотел бы у вас попросить совета. По совести говоря, я сейчас в весьма затруднительном положении.

Ковач смотрел на часовщика с недоумением, но при этом сочувственно кивал головой.

– Я к вашим услугам. Но… нет ли тут какого подвоха? Розыгрыша или чего-нибудь в этом роде?

– На этот счет вы можете быть спокойны.

Он положил руку на плечо столяра:

– Признайтесь-ка откровенно, господин Ковач, что бы вы выбрали, если бы я спросил у вас, кем вы хотите быть: Томоцеускакатити или Дюдю?

– Вы меня разыгрываете?

– Вовсе нет! Дело в том, что после смерти вам будет предоставлен выбор, кем воскреснуть: Томоцеускакатити или Дюдю. Одно из двух.

– Что-то не понимаю я. Вы уж простите, господин Дюрица, но, по-моему, это все-таки розыгрыш.

– Было бы странно, если бы поняли, – заметил книжный агент.

Ковач, все так же недоумевая, таращился на часовщика:

– Ведь я, простите, даже не знаю, кто этот Томотики или как его там. И кто этот Дюдю. Я вообще ничего не могу понять, не говоря уж о том, что после смерти мы предстанем перед Божьим судом и там нам и слова сказать не дадут.

Дружище Бела, подмигнув книжному агенту, обратился к Ковачу:

– Да поймите же вы наконец: уж если господин Дюрица решил, что вы умрете и после смерти должны будете сделать выбор, то Богу придется помалкивать, радоваться, что цел, и стараться не раздражать нашего друга.

– Вот об этом и речь, – сказал Кирай. – В конце концов, что может Бог, когда за дело взялся господин Дюрица?

Дюрица не отрываясь смотрел на столяра:

– Слушайте меня внимательно, мастер Ковач. Рассмотрим все по порядку. Прежде всего обещаю, что Бога мы обижать не будем.

– И вы это говорите совершенно серьезно, – сказал столяр.

– Совершенно! Серьезнее некуда, – кивнул Дюрица.

– Ну тогда ладно. Так что вы хотели сказать про этих, ну как их там? И что мне нужно выбрать?

– Что ж, тогда обо всем по порядку, – повторил Дюрица. – Томоцеускакатити, которого я упомянул первым, – очень важный господин, князь, полновластный хозяин острова Люч-Люч. Его подданные, разумеется, величают его не князем, но это, в сущности, ничего не меняет.

– Разумеется, мастер Ковач, – заметил Кирай, – я должен вам сообщить, что острова, который назвал ваш друг, на земном шаре не существует, но если вас это не смущает, то считайте, что я ничего вам не говорил.

– А я должен вам сообщить, – невозмутимо продолжал Дюрица, – что такой остров существует. И существует куда несомненнее, чем вы или ваш эйропейский друг могли бы себе представить.

– Это правда? – спросил Ковач, переводя взгляд с одного на другого.

Дюрица положил ладони на стол и заговорил, подчеркивая каждое слово:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Калгари 88. Том 5
Калгари 88. Том 5

Март 1986 года. 14-летняя фигуристка Людмила Хмельницкая только что стала чемпионкой Свердловской области и кандидатом в мастера спорта. Настаёт испытание медными трубами — талантливую девушку, ставшую героиней чемпионата, все хотят видеть и слышать. А ведь нужно упорно тренироваться — всего через три недели гораздо более значимое соревнование — Первенство СССР среди юниоров, где нужно опять, стиснув зубы, превозмогать себя. А соперницы ещё более грозные, из титулованных клубов ЦСКА, Динамо и Спартак, за которыми поддержка советской армии, госбезопасности, МВД и профсоюзов. Получится ли юной провинциальной фигуристке навязать бой спортсменкам из именитых клубов, и поможет ли ей в этом Борис Николаевич Ельцин, для которого противостояние Свердловска и Москвы становится идеей фикс? Об этом мы узнаем на страницах пятого тома увлекательного спортивного романа "Калгари-88".

Arladaar

Проза
Камень и боль
Камень и боль

Микеланджело Буонарроти — один из величайших людей Возрождения. Вот что писал современник о его рождении: "И обратил милосердно Всеблагой повелитель небес свои взоры на землю и увидел людей, тщетно подражающих величию природы, и самомнение их — еще более далекое от истины, чем потемки от света. И соизволил, спасая от подобных заблуждений, послать на землю гения, способного решительно во всех искусствах".Но Микеланджело суждено было появиться на свет в жестокий век. И неизвестно, от чего он испытывал большую боль. От мук творчества, когда под его резцом оживал камень, или от царивших вокруг него преступлений сильных мира сего, о которых он написал: "Когда царят позор и преступленье,/ Не чувствовать, не видеть — облегченье".Карел Шульц — чешский писатель и поэт, оставивший в наследие читателям стихи, рассказы, либретто, произведения по мотивом фольклора и главное своё произведение — исторический роман "Камень и боль". Произведение состоит из двух частей: первая книга "В садах медицейских" была издана в 1942, вторая — "Папская месса" — в 1943, уже после смерти писателя. Роман остался неоконченным, но та работа, которую успел проделать Шульц представляет собой огромную ценность и интерес для всех, кто хочет узнать больше о жизни и творчестве Микеланджело Буонарроти.

Карел Шульц

Проза / Историческая проза / Проза