Пятая печать

Дюрица сделал уже и второй шаг, когда книжный агент обернулся и в оцепенении уставился на часовщика. Ладони его, отнятые ото лба, так раскрытыми и застыли в воздухе, рот приоткрылся.

– Дюрица… Мастер Дюрица…

Всего два шага отделяли Дюрицу от умирающего, тот дышал уже тише и изумленно следил за часовщиком. Изо рта его все еще сочились кровь и слюна, на беззубых, разбитых деснах чернела спекшаяся кровь.

– Мастер Дюрица, – шептал Кирай. – Мастер Дюрица, Бога ради, что вы делаете? Он испуганно посмотрел на распластанное тело трактирщика, словно пытаясь окликнуть и его.

Дюрица дошел до подвешенного, поднял глаза на его лицо и, как прежде Ковач, встретился с умирающим взглядом. Он посмотрел сначала на окровавленный рот, на вспухшие губы, беззубые десны, разбитый нос, потом глянул выше – в глаза. Тот смотрел на него остановившимся взглядом. В нос Дюрице ударило зловонием из хрипящего рта, запахом крови и пота, едкими испарениями подмышек, вонью паленой кожи и мяса.

Кирай, шатаясь, сделал шаг в их сторону:

– Ради господа Бога, Мастер Дюрица! Нет, нет, этого делать нельзя! – Лицо его исказилось, губы дрожали. – Нет, вы не хотите этого. Нет, конечно же, не хотите.

С безумным, испуганным выражением Кирай поглядел вокруг. Взгляд его упал на человека в штатском.

– Нельзя! Не позволяйте ему! – Потом, повернувшись назад, закричал: – Нельзя! Не позволяйте ему! Ради Бога, дружище Бела, не позволяйте!

Он бросился к Дюрице и повис на его руке:

– Нельзя. Отойдите отсюда. Отойдите сию же минуту.

Дюрица не смотрел на него. Взгляд его был все так же прикован к глазам умирающего.

– Ну же, врежьте этой скотине как следует, – проговорил штатский.

– Нет! – крикнул Кирай и, продолжая одной рукой удерживать часовщика, повернулся в ту сторону, где лежал трактирщик. – Нельзя!.. Ну скажите ему, Белушка! Ведь нельзя?!..

Под ударом револьверной рукоятки он выбросил руку вверх и отступил в ту сторону, где лежал трактирщик. Потом отшатнулся назад и от следующего удара рухнул под ноги мастеру Дюрице.

Умирающий оторвал взгляд от часовщика и перевел его на упавшего. Но несколько мгновений спустя веки его закрылись, и голова упала на грудь. Дюрица видел перед собой только его лоб, заслонявший склоненное набок лицо. Он занес руку и ударил человека по щеке. Голова откачнулась в другую сторону.

– Поздравляю, – объявил штатский. – Теперь еще раз – и конец представлению.

Дюрица зашатался. Сперва он качнулся назад, потом, ища равновесия, вскинул руки и повалился вперед. Его руки, хватая воздух, наткнулись на тело висевшего, и часовщик, не удержавшись, повис на его груди. Он застыл, судорожно вцепившись в голое тело и закрыв глаза.

– Поживей! – заорал Мацак. – Нечего время тянуть!

– Осталось совсем ничего, – сказал штатский. – Еще разок, и кончено дело.

Мацак дернул часовщика за руку и вернул на место.

– Ну, давай!

Дюрица поднял голову, замахнулся и опять ударил человека – по той же щеке, что и прежде. Голова откачнулась к плечу, потом упала на грудь. Глаза, на мгновение приоткрывшись, взглянули на часовщика и закрылись снова. Веки сжимались все плотнее, с мучительным напряжением стискивались, пока наконец глаз совсем не стало видно на опухшем лице.

Дюрица стоял зажмурившись. Так, не открывая глаз, он повернулся и, слегка расставив руки, неестественно растопырив пальцы, двинулся к выходу. Локти его все дальше отстранялись от тела, пальцы все шире раздвигались в стороны, словно хотели вырваться из ладоней, и пока он добрел до дверей, локти поднялись уже до уровня плеч, а растопыренные пальцы рвались прочь из задравшихся рукавов пиджака.

11

– Ты что, спятил? – спросил у ворот вооруженный охранник. – А ну опусти руки. Иди как все люди.

– Что? – спросил Дюрица, поворачиваясь лицом к охраннику.

– Опусти руки, – повторил тот.

Дюрица посмотрел на свои руки. Опустил их и продолжал стоять перед нилашистом.

– Хочешь обратно? – спросил он.

– Нет, – сказал Дюрица.

– Ну если нет, то проваливай.

– Хорошо, – сказал Дюрица.

Он повернулся и двинулся по тротуару. В одном пиджаке, с непокрытой головой. Он шел медленно, то и дело покачиваясь, руки, как плети, висели вдоль туловища. Выйдя из переулка, он свернул на проспект. Уже светало. По улице на большой скорости пронеслись два грузовика. Вдали послышался звон трамвая. Туман рассеялся, погода обещала быть влажной, но солнечной.

Навстречу шли двое мужчин. В нескольких шагах от Дюрицы они остановились, наблюдая за ним.

– Набрался, папаша? – спросил один прохожий.

– Что? – спросил Дюрица и тоже остановился.

Мужчина посмотрел ему в лицо:

– Беда какая случилась?

– Не знаю, – ответил Дюрица, продолжая стоять перед ними.

– Забулдыга, – сказал второй прохожий.

– Нализался, приятель?

– Нет, – сказал Дюрица.

– Может, не в свое дело сунулся? И огреб по полной?

– Не знаю, – повторил Дюрица.

Они еще постояли друг против друга.

– Ну, двигай теперь домой.

– Хорошо, – ответил Дюрица.

– Такова жизнь, – сказал второй.

– Ну да, – согласился Дюрица.

– А где живешь-то?

– В Пеште, – проговорил Дюрица.

– Да уж ясно, что в Пеште.

Другой кивнул:

– Ну, топай.