Пятая печать

– Откровенно признаюсь, у меня с моим коллегой возникли некоторые разногласия относительно вашего освобождения. Он и слышать ничего не хотел и намеревался вас казнить. Не припомню как: повесить или расстрелять – впрочем, теперь это уже не имеет значения. Мне удалось разубедить его. Со своей стороны, я предложил дать вам шанс доказать свою искренность и порядочность. Вы утверждаете, что попали сюда по недоразумению, и это, на мой взгляд, совсем не исключено. Поэтому я употребил все свое влияние, чтобы предоставить вам возможность убедить нас в вашем полном доверии к нам и не в последнюю очередь в готовности помогать, в единстве наших позиций. С этой целью я велел доставить сюда это подобие человека, которое болтается сейчас на веревке и которому, как вы можете видеть, жить осталось считаные минуты, в лучшем случае – часы. Этот жалкий ублюдок, пока не свихнулся, работал литейщиком. Недавно он взорвал один из наших оружейных складов, потому что, как он сказал, считает нас последними канальями, душителями свободы, лишенными чести и человечности бестиями, последователями Калигулы и Нерона, предателями, одним словом – мерзавцами. К сожалению, мы не смогли убедить его, что он заблуждается. Тут, конечно, сыграло роль и его происхождение – он из абсолютно аморальной семьи, достаточно сказать, что жена его – шлюха, а дочь, хотя еще и совсем ребенок, потаскуха почище матери, уже желтый билет имеет. Так вот, я предложил не казнить вас – это делается здесь внизу, в подвале, – а дать шанс вернуться домой, к своим семьям, после того как выразите свое презрение к этому человекоподобному существу.

Он отступил на несколько шагов и указал на подвешенного.

– Процедура предлагается следующая: перед тем как отправиться по домам – то есть вернуться к семьям, – вы по очереди подойдете к этой хрипящей скотине и дадите ему две пощечины – раз и два. Да, придется испачкать руки, но это легко поправимо, дома вымоете, и следа не останется. В каком порядке подходить – ваше дело, решайте сами. Прошу вас.

Он еще раз коротким стремительным жестом указал на подвешенного страдальца и, как бы освобождая дорогу, отступил в сторону.

Грудь трактирщика вздымалась и опускалась с ужасающей силой. Он поднял глаза на человека в штатском. Губы его приоткрылись. Он провел по ним распухшим языком. Подавшаяся вперед голова его затряслась.

– Сатана, – отчетливо, ясно произнес он.

Человек в штатском взглянул на часы.

– Напоминаю, что скоро пойдут трамваи, – сказал он.

Ковач поднял взгляд. Опухшие глаза висевшего буквально вываливались из орбит, он шумно и тяжело дышал, совсем как трактирщик. Кадык судорожно ходил вверх-вниз.

– Иисусе, – прошептал Ковач.

Висевший на дыбе по-прежнему раскачивал головой. Она моталась из стороны в сторону с правильными промежутками, и при каждом повороте слышался стон. При возгласе Ковача раскачивание остановилось. Голова на мгновенье упала на грудь, потом висевший, тяжко дыша, мучительным, натужным движением поднял лицо. Он приоткрыл глаза и медленно, с неимоверным усилием обвел глазами стоящих перед ним людей. Со лба его, заливая лицо, ручьями стекал смешанный с кровью пот. Человек поочередно останавливал взгляд на каждом, потом неожиданно, словно сраженный ударом, со стоном уронил голову на грудь, и она опять закачалась: вправо – влево, вправо – влево.

Голова Кирая тоже упала на грудь. Дыхания его не было слышно. Он стиснул зубы; распухшие губы, насколько было возможно, сплюснулись. Сжатые в кулаки руки судорожно прижались к бедрам. Сощуренные глаза напряженно впились в носки ботинок. Услышав вздох Ковача, он поднял глаза. Почти не двигая головой, он искоса взглянул на столяра, потом медленно повернул голову в другую сторону и посмотрел на человека в штатском. Рядом с книжным агентом надсадно дышал трактирщик. Еще немного приподняв голову, Кирай взглянул на человека, висевшего на веревке.

– Иисусе, – снова вздохнул рядом Ковач. – Господи! Не остави нас.

Взгляд Дюрицы был прикован к лицу подвешенного. Он сощурился, побледнел и плотно сжал губы. В горле застрял комок. Как и у Ковача, кадык его ходил ходуном.

– Но что будет, – спросил блондин, стоявший у лестницы, – если они не захотят доказать свою порядочность?

– Захотят, мой молодой друг, – ответил штатский, – разумеется, захотят. Вам, мой друг, не так просто будет их ликвидировать.

Ковач пошевелился и вышел из ряда. Сделав шаг, он покачнулся и замер, а затем двинулся к висящему человеку. Рот несчастного был приоткрыт. Влажная кожа на вспухшем лице лоснилась, с висков двумя ручьями обильно струился пот. После следующего шага столяр снова зашатался и вновь попытался сохранить равновесие. Как зачарованный, не отрываясь, смотрел он на лицо умирающего. И, помедлив, сделал очередной шаг.

– Можно отпирать дверь, – торжествующе объявил штатский.