Пятая зима

– Бет, – приветствовала меня Сильвия, когда мы с Джейми промчались через кладбище и оказались перед церковными дверями. То, как она обняла меня и прижала к себе, едва не лишило меня самообладания. Лишь огромным усилием воли мне удалось не разрыдаться.

– Привет, – тихо поздоровалась Рози, когда мы обнялись, поцеловались и немного поплакали.

Следующим был Марк. Он молча и тепло обнял меня, потом похлопал по спине. Смотреть мне в лицо он избегал. Потом настал черед Грейс – как всегда корректной, сдержанной, тщательно и профессионально накрашенной:

– Прими мои соболезнования, Бет. Для всех нас это огромная потеря.

Пока Джейми здоровался с остальными (он не преминул сказать несколько фраз о пробке, в которую мы попали), я снова обняла Рози и стала смотреть на Марка. Он казался бледным и осунувшимся. Свои чувства Марк старался сдерживать, но по его застывшему лицу было хорошо видно, чего ему это стоило. Волосы его как-то нелепо торчали, словно они их вымыл и забыл уложить. Несколько раз Грейс тщетно пыталась их пригладить, и Марк только покорно закрывал глаза, перенося ее заботы с терпением маленького мальчика, которому мать, поплевав на носовой платок, пытается стереть с лица грязь.

Остальные гости – друзья Ричарда, его коллеги, соседи и бывшие клиенты – уже находились в церкви. Мы – родственники и члены семьи – ждали снаружи у дверей, чтобы следовать за гробом, когда его станут вносить внутрь. Когда носильщики сняли гроб с телом Ричарда с катафалка и понесли через погост, я вдруг услышала, как Марк вполголоса выругался, и вскинула голову, чтобы взглянуть, что его так рассердило.

– Господи! Неужели так трудно было найти людей одинакового роста?!

Раздражение Марка было мне понятно. Зрелище и в самом деле было нелепое – один из носильщиков был по крайней мере на двенадцать дюймов ниже остальных, отчего гроб с телом Ричарда накренился под странным и, откровенно говоря – небезопасным углом. Слева от меня Рози вскинула руку к губам, и я услышала, как она резко, испуганно вздохнула. Но худшее было впереди. Церковь была древняя, с низким входом, и носильщики, внося гроб, зацепили им за выступающий замковый камень дверной арки, едва не свалив лежащий на крышке венок из нежно-кремовых лилий. Все шестеро – кроме самого маленького – тотчас пригнулись, но от резкого движения гроб накренился еще больше. Марк с еще одним сдавленным проклятием шагнул вперед, поднимая руку, чтобы поддержать угол гроба. К счастью, носильщики уже выровнялись и вступили в церковный притвор.

Катастрофа была предотвращена, и мы, переведя дух, двинулись следом: Сильвия с Рози впереди, за ними – Марк с Грейс, я и Джейми – последние. Мрачно загудел орган, и я крепче сжала локоть Джейми, стараясь смотреть прямо перед собой и избегая встречаться с кем-либо взглядом. Горло у меня перехватило, сердце едва стучало, дыхание сделалось неглубоким и частым.

– Ты в порядке? – чуть слышно спросил Джейми, когда мы опустились на скамью.

В ответ я только коротко кивнула, хотя на самом деле мне было так плохо, как не было еще никогда в жизни. Больше того, в эти минуты я была уверена, что больше никогда не буду «в порядке» – точно так же, как и Сильвия, Марк и Рози.

Орган затих, священник вышел вперед и начал говорить речь:

– Дорогие братья и сестры. Сегодня мы все пришли сюда, чтобы попрощаться с Ричардом Энтони Гроувзом и предать его в руки нашего всемилостивого Господа. Сейчас мы все споем гимн номер шестнадцать «День, что дал Господь».

Орган снова заиграл знакомую мелодию печального гимна, который я помнила еще со школы. Как же я скучала, когда, стоя в душном и тесном школьном зале, пела его вместе с остальными. Тогда гимн казался мне старомодным и скучным, но сейчас каждое слово вонзалось мне в сердце, словно острый осколок стекла.

– Истлел тот день, что дал Господь,
Он повелел, и тьма настала…

Джейми рядом со мной выводил строку за строкой мягким, мелодичным голосом, и у меня мелькнула мысль, что я никогда не слышала, как он поет. Почему так получилось? Мы прожили вместе почти год, но он еще ни разу не пел при мне.

И какого черта я думаю об этом сейчас?

Сама я петь не могла – в горле у меня словно застряли острые ржавые бритвы. С передней скамьи до меня доносился высокий голос Грейс. Сильвия пыталась подпевать, но голос ее то и дело срывался, она замолкала, переводила дыхание и предпринимала еще одну попытку, но через несколько тактов все повторялось сначала.