На миг она замерла, вслушиваясь в его монотонное бормотанье. Ей стало нехорошо от того, что даже сейчас, когда Джастин, платя дань вежливости, всего лишь пытался вести светскую беседу о шанхайской жизни, она вновь почувствовала себя одинокой растерянной девочкой. Инхой больше слушала, отделываясь междометиями, и все крепче убеждалась в том, что с годами Джастин превратился в того самого унылого мужчину средних лет, облик которого был уготован ему судьбой. Одни люди меняются, другие – нет, думала Инхой, и вдруг ее кольнула жалость: она-то продвинулась, а вот он топтался на месте. Джастин казался усталым и даже слегка обеспокоенным, но все, что он говорил, ее ничуть не трогало. Голос этот был из той поры ее жизни, которая ныне благополучно пребывала в запасниках памяти, этакая малозначимая реликвия прошлого, не особо любопытная диковина в застекленной витрине музея воспоминаний, куда Инхой уже почти не заглядывала. Джастин все продолжал говорить, а она чувствовала, что, как всегда, устремлена в будущее и семимильными шагами движется вперед. Она изменилась неузнаваемо, он же остался прежним.
Инхой вежливо свернула разговор и, обещав перезвонить, дала отбой. Оба, конечно, понимали, что она не позвонит.
Инхой поспешила в ресторан, где официантка-индонезийка в
– Похоже, вы здесь завсегдатай, – сказала Инхой.
– Вовсе нет, но так совпало, что на прошлой неделе меня обслуживала эта же официантка за этим же столиком.
Инхой тотчас представила, как напротив Уолтера сидит другая женщина моложе ее. Возникла непрошеная мысль: потому-то официантка столь понимающе и фамильярно посмеивалась, ибо Уолтер пришел с новой спутницей. Инхой сознавала, что это нелепо, однако в душу закралось подозрение.
– Знаете, иногда мне кажется, что я прохожу пробу на роль в вашей постановке, – сказала она.
– Даже если так, эпизод вами сыгран блестяще. – Уолтер был, как всегда, спокоен и добродушен. – Что, важный звонок? Я надеюсь, что с моим появлением на сцене вы отвадите всех своих ухажеров. – Он улыбнулся и налил ей газированной воды. – В профессиональном, конечно, смысле.
– Разумеется.
Быстро заказав блюда, в молчании они ждали, когда их подадут. Инхой чувствовала странную расслабленность, как после горячей ванны, – накатила вялая грусть, аппетит исчез напрочь. Она изобразила интерес, когда Уолтер пустился в ностальгические воспоминания о малайзийских блюдах, какими его потчевали в детстве. Инхой не любила подобные экскурсы в прошлое.
– Когда, говорите, вы были здесь последний раз? – спросила она.
– Даже не помню. Кажется, на прошлой неделе. Ужинал с клиентом из Шаньдуна. Скучища.
– Понятно.
За едой стояла вежливая тишина, изредка нарушаемая вопросами Уолтера. Настроение Инхой все больше портилось из-за неотвязной мысли, что неделю назад, а то и меньше, на ее месте сидела другая женщина. Каким он был с ней? Спокойным и солидным, как сейчас? Или флиртовал и обольщал, что он, несомненно, умеет? Глупо задаваться подобными вопросами, поскольку не было ни малейшего намека на интерес к ней, Инхой, не только как к деловому партнеру, но все равно не отпускало странное ощущение, что ее предали. Сама виновата, дала волю фантазии. И зачем? Это на нее совсем не похоже. Надо срочно взять себя в руки и наслаждаться праздником в честь важной сделки.
– Вы кажетесь немного усталой, – сказал Уолтер. – И, похоже, слегка не в духе.
– Да, извините, – кивнула Инхой, – сама не понимаю, в чем дело. Наверное, спад после утреннего всплеска адреналина. Ведь знаешь, что общение с банкирами будет кошмарным, и все равно оно удручает сверх всяких ожиданий. Такие зануды! Зло берет от их уверенности, что они контролируют твою жизнь.
– Согласен. – Уолтер рассмеялся. – Значит, тот телефонный звонок ни при чем? После него вы как будто сникли.
– Да нет, что за ерунда. Говорю же, просто устала. Знаете что? Может, откажемся от десерта и прогуляемся? Это пошло бы мне на пользу.
– Конечно. – Уолтер вскинул руку, прося счет. – Давайте пройдемся по набережной. Я понимаю, предложение не особо оригинальное, но в этот час там малолюдно, и мы, наверное, еще успеем полюбоваться огнями небоскребов.
– Чудесная мысль.