Джастин опять почувствовал ее руку на своем бедре, но теперь не отодвинулся. В соседней комнате исполнитель, не попадавший в тональность, завершил пение протяжной нотой, за которой последовали хриплый хохот и аплодисменты.
– Может, где-нибудь уединимся? – сказала женщина. – Тут немного шумно.
Джастин заказал еще две колы, и они перешли в маленькую комнату, которую открыли специально для них. Усевшись на велюровую кушетку, Джастин сделал вид, будто в перечне песен выбирает ту, что может понравиться обоим.
– Что предпочитаешь? – спросил он, хотя прекрасно понимал, что здесь они вовсе не ради пения дуэтом.
– Все равно.
Женщина села рядом. Теплая рука ее медленно, но упорно продвигалась по его бедру, пока не подобралась к промежности. Джастин взял женщину за колено, однако замешкался. Жар чуть липкого тела возбуждал и одновременно отталкивал, но вот лицо ее, четкое в пурпурном отсвете монитора, было абсолютно равнодушным. Собственная похоть, ощущавшаяся комом в горле, его встревожила и даже слегка напугала; слыша свое сиплое прерывистое дыхание, он презирал себя за то, что смог возбудиться в столь отвратном месте, как эта насквозь прокуренная комнатка со стоялым запахом дешевого ароматизатора, однако не ушел и не остановил женщину, которая лишь делала то, что, по ее мнению, ждал от нее мужчина. Понятно, что сама она его не хотела вовсе. Джастин чуть было не сказал, что и ему это не нужно, но возникла мысль: а может, все-таки нужно? Может, я ничем не отличаюсь от всех прочих мужчин, которые, проезжая через этот сонный городок, хотят случки по-быстрому и в конце вечера оставляют женщине пару сотен ринггитов, чтоб в выходные приоделась на ночном рынке? Вот, значит, во что превратилась его жизнь, и такое существование уготовано ему бесконечно.
– Не волнуйся, – мягко сказала женщина. – Тебе понравится, вот увидишь.
Когда она ушла, Джастин еще некоторое время сидел в полутьме, обхватив руками голову. Его слегка мутило из-за вкуса колы во рту, противного, как микстура от кашля, после поглощенной за вечер выпивки в глазах все плыло, хотелось поскорее вернуться в отель. Он опять подумал об Инхой и брате, которые, наверное, улеглись на диван, сплетя ноги, и лениво листают журналы или вот прямо сейчас слушают
– Грязная ты крыса! – Шестой дядя с маху шлепнул его по спине. – На старух потянуло, да? Я не знал, что тебя тянет на зрелых. Плохой мальчик!
– Ничего не было. Мы просто поговорили. И спели.
– Ага, поговорили! Мужики заключали пари, отдерешь ли ты старуху. Он ей впендюрит на раз, сказал я и поставил на тебя, бро, пятьдесят баксов.
– Она не старуха.
– Ты бы взял ее с собой в отель, как еду навынос. И через десять лет бедняжка вспоминала бы посещение твоего номера.
Джастин встал и, оттолкнув Шестого дядю, направился к выходу. Интересно, думал он, наутро вся эта компания вспомнит спертый воздух бара и темные коридоры с вытоптанными дорожками? Вспомнит пьяную икоту, тяжесть в переполненном желудке, женскую плоть под синтетической тканью? Пожалеет о том, что было?
Отель располагался недалеко, и Джастин надеялся, что короткая прогулка в теплой и влажной ночи его освежит. Раз-другой он глубоко вдохнул, желая провентилировать легкие, но через несколько шагов согнулся пополам и его обильно вырвало в придорожную канаву. Молочно-белая лужица контрастировала с черным маслянистым гудроном шоссе. Еще пару минут он не выпрямлялся, пережидая желудочные спазмы и отирая нити горькой слюны, тянувшейся с подбородка.
Вот что ему вспомнилось тем шанхайским вечером, когда вместе с Малышом Таном и его друзьями он сидел в обитом тканью караоке-баре, – едкая блевотина, сияющая, точно звездная россыпь в ночном небе.
23
物极必反
Ничто не вечно – ни добро, ни зло