Пятнадцать

— Слушай, а ты ему какая сестра, двоюродная? — спросил Колян.

— Нет. Троюродная.

— Не слушайте ее. На самом деле, я ее дядя, а она моя племянница, — улыбнулся Костя.

— Что? Да уж скорее ты мой племянник.

— Никакого уважения к старшим.

— С чего это ты старший? Тебе же четырнадцать.

— А тебе? — спросил Вован.

— Мне — пятнадцать.

По тому, какое положение приняли его брови, Полина поняла, что он считал ее более взрослой. Понятное дело, из-за роста. Как-то на Невском мужчина лет тридцати, пытаясь познакомиться с Полиной, спросил, на каком курсе она учится. Когда узнал, что в девятом классе, стал извиняться непонятно за что, а потом убежал. Тогда Полина подумала, что надо было соврать. Наверное, теперь Вован решит, что она мелюзга, и потеряет к ней всякий интерес. Если таковой вообще был…

— А тебе сколько? — спросила она, глядя снизу вверх на Вована.

— Восемнадцать будет.

— Вы в одной школе учитесь? — поинтересовалась Полина.

— Я не учусь в школе, — ответил Вован. Прозвучало это очень гордо.

— Вован у нас бизнесмен, — сказал Колян, — скоро он заработает кучу бабок и уедет жить в Москву.

— Помалкивай, — Вован ткнул Коляна кулаком в плечо.

— Что за бизнес? — спросила Полина.

— Ничего особенного, кручусь туда-сюда.

Разговор завис. Полина почувствовала, что тема запретная. Видимо, что-то нелегальное. Торгует травой, что ли? Боря рассказывал — в Казахстане анаша растет повсюду, как сорняки.

— Слушай, а как там, в Питере? — мечтательно спросил Колян.

— В Питере, как в Питере, — неожиданно резко ответил Вован, — что там такого, чего у нас нет? Музей у нас есть, театр есть, в Иркуле купаемся, на базаре одеваемся, и самогон у нас первоклассный, и арбузов завались. Питер, Питер… Вот Москва!

— Ты был в Москве?

— Был он в Москве, — заржал Колян, — одну ментуру-то на вокзале и видел.

— Захлопни пасть, — Вован тихонько толкнул Коляна плечом.

— Вот и пришли, — сказал Костя.

Пустынная площадь, затянутая в асфальт, с бетонной громадой посередине — два серых среза перпендикулярно друг другу, какая тоска! По обе стороны стелы белели три кочана — свадебные платья. Из открытой машины неслось: «Эй, красотка! Хорошая погодка! Была бы лодка, мы б уплыли с тобой!».

— Сюда свадьбы всегда приезжают, — пояснил Костя, — сначала по городу катаются, а потом сюда.

— Да, у нас тоже такое место есть. Марсово поле.

Раздался звон — один из женихов швырнул об асфальт бокал. Невеста помедлила секунду, наверное, жалко было разбивать, потом тоже бросила свой. Вокруг заорали «Горько!». Каблуки невесты хрустели по осколкам, сверкали вспышки фотоаппаратов… «Последнее место в мире, где хотелось бы сыграть свадьбу», — подумала Полина.

— Слышь, ты знаешь, что у нас Пушкин в городе целых два дня прожил? — спросил Колян.

Полина кивнула. Колян явно хотел произвести на неё впечатление, нес что-то про автомобили, но разговор буксовал, а Костя и Вован отошли в сторону и говорили вполголоса. Полина навострила уши, но ничего, кроме пары непечатных слов не услышала.

Полина терпеть не могла мат. Настроение слегка упало.

— Давайте сфотографируемся, — предложила она, чтобы хоть что-то сказать.

Вован подошел и с готовностью обнял её за талию. С другой стороны пристроился Колян. Здорово! Эта фотография может послужить основой для легенды на тему «Как я провела лето». Сарафан и Вован — сочетание, достойное того, чтобы снимок невзначай увидел Лёшка.

— Айда купаться, — сказал Костя после фотосессии.

На площади остановилась красная машина.

— Ну, в музей-то тсего не пошли? — закричал дядя Гена. — Коська, тсьто ты сюда Полю притащил? Сходили бы на Иркул уж тогда. Вот непутевая голова!

Маленький город У.

Нужно было ехать на кладбище, искать могилу бабушкиной мамы. Полина предпочла бы остаться, но бабушку обижать не хотелось.

— Ну ладно, приятно было познакомиться, — сказала она и помахала троице рукой.

— Увидимся, — сказал Вован.

— Коська, домой сегодня придешь?

— Не знаю.

— Совсем отбился от дома. Давай-ка, не балуй, приходи.

Когда они отъехали, Полина вспомнила про тетрис. Ну, ничего, еще будет возможность передать.

— Ну тсьто ты будешь делать, болтается так целыми днями с этим Вовотськой, — заворчал дядя Гена.

— И что? — спросила бабушка.

— Тсюрка он. Отец, правда, русский, а мать — балайка.