Пятнадцать

Московское небо, по обыкновению, казалось выше и ярче петербургского, но любоваться им не было времени: поезд в город У. отходил через пятнадцать минут. Перрон Казанского вокзала заливало море «бычков», раздавленных пластиковых бутылок и пивных пробок. Бабушка грудью пробивала дорогу в толпе, Полина тащила за ней на поводке чемодан, громыхавший об асфальт, и очень гордилась собственной мощью. Однако привокзальные паразиты этого во внимание не принимали, со всех сторон атакуя Полину предложениями помочь. Один, кривой, с жидкой рыжей бороденкой, не отставал дольше всех, бежал за ними и бубнил: «девушка, поднесу чемоданчик», не обращая внимания на «спасибо, я сама». Наконец, уже у вагона, он плюнул и сказал:

— Жадность вас погубит.

— А ну иди отсюда! — повернулась бабушка.

Мужичок остановился и как-то весь сжался, хлопая налитым кровью глазом.

— Я люблю тебя! — раздалось с другой стороны, — я не могу без тебя! Возвращайся скорее!

Полина умилилась. Взъерошенный молодой человек посылал воздушные поцелуи в окошко поезда, откуда ему махала хорошенькая ручка. Как, должно быть, грустно расставаться, когда любишь. Полина вздохнула. Её ещё никто ни разу не провожал. Ну, кроме мамы, конечно. Она представила себя на месте обладательницы хорошенькой ручки. Поезд трогается, оставляя на перроне Лёшку, со слезами на глазах он прижимает к сердцу фотографию Полины, ту, на которой, по словам мамы, у нее глаза как у Брижжит Бардо.

— Заходи, — сказала бабушка и отодвинула дверь купе.

Заходить было некуда. Перед ними возвышалась стена из свернутых ковров, занимавших всё пространство от пола до потолка. От запаха нафталина у Полины зачесалось в носу.

— Это что такое? — бабушка всплеснула руками и побежала к проводнице. Проводница, увидев ковры, схватилась за голову и стала вызывать по рации милицию. Полину затолкали в соседнее купе вместе с вещами, а бабушка осталась в коридоре. Через несколько минут дверь отодвинулась. На пороге стояли трое лысых.

Сначала Полина подумала, что они близнецы — из-за одинаковых оранжевых одеяний до пола. У того, что стоял посередине, на животе висел вытянутый, как яйцо, барабан.

— Харе Кришна! — сказал он.

— Я сейчас уйду. Я жду, пока из нашего купе ковры вытащат, — начала оправдываться Полина, на всякий случай подвинувшись к двери.

— Ковры? Ковры-ры-ры-ры, — запел вдруг второй лысый, а его товарищ принялся аккомпанировать ему на барабане. Третий достал из-под полы бубен. Полина прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться.

Лысые синхронно уселись на полку напротив и запели:

— Говинда харе гопала харе
Говинда харе гопала харе
Джайа джайа дева харе
Джайа джайа дева харе.

Кришнаит с барабаном наклонился к Полине и сказал:

— Слушай, мальчик! Тот, кто родился, непременно умрет, а после смерти — родится вновь. У души нет ни начала, ни конца. Поэтому твоя душа будет оставаться в этом мире, пока не освободится из плена, пройдя через процесс очищения. Человек появляется на свет, чтобы познать науку о душе, и он будет пожинать плоды совершенных в прошлом действий. Познай себя и прими бесценный дар сознания Кришны. Вот книга, которая изменит твою жизнь, — и он достал из складок одеяния «Бхагават-Гиту» в яркой обложке.

Дверь отодвинулась, и в купе вплыли две пузатые клетчатые сумки, а за ними — полный мужчина в спортивном костюме. Увидев кришнаитов, он что-то крякнул под нос. Его встретили три одинаковые улыбки.

— Здравствуйте, приехали! Кто-то тут лишний, — пробасил новый пассажир, почему-то глядя на барабан.

— Извините, я сейчас уйду. Я жду, когда из нашего купе ковры уберут, — сказала Полина.

— Да там не только ковры. Там еще магнитолы и видаки под сиденьями. Казахский нелегальный бизнес. Накладочка вышла у них, думали, что в то купе билеты не проданы. Стоять будем, пока менты с ними не разберутся.

— Материальные блага! Всё это пустое. Как далека от истинной сущности жизни эта погоня за комфортом! Человеку достаточно крыши над головой, а ковры — это излишество, — строго сказал кришнаит с бубном.

— А я-то тут причем? — возмутился мужик, — я вообще одеждой торгую. Вот, джинсы есть, кстати, мужские, «Левайс». Для вас — десять тысяч. У девушки какой размер?

— У какой девушки?

— Да вот же девушка с вами!

— Я не с ними. Я из соседнего купе.

— Все равно. Джинсы будем смотреть? Американская классика. За ваши красивые глаза сделаю скидку.

— Лучше купите книжку. Она принесет вам настоящее счастье — счастье познания истины.

— Книжки…Книжки на задницу не натянешь, извиняюсь за выражение. Такая модная девушка, конечно, она купит джинсы. Правда, красавица?

— Протрутся твои джинсы, да и счастья от них — на секунду, а божественная истина останется с ним…с ней навсегда. И откроет ей путь к познанию через очищение.

— Вы извините, но я ничего покупать не буду, — Полина встала и отодвинула дверь купе.