Пятница

Иосиф был не из робких. То ли приходилось претерпевать на революционной работе!.. Он вошёл в дилижанс и уселся у самого входа. Иосиф внимательно оглядел всех пассажиров. Не было ни одного похожего на Корсакова.

Шварц спокойно доехал до Житомира. Он переночевал на указанной ему квартире, а утром отправился в местечко.

Его радушно, как родного, встретила бедная семья в маленьком домике на окраине местечка, у самого леса.

- Мы тебя давно ждём, - сказала старушка. - Только ещё не все собрались. Погоди, ещё придёт твоя старая знакомая. Она уж сколько раз о тебе спрашивала.

«Кто бы это мог быть?» - думал Иосиф и перебирал в памяти всех своих знакомых по работе.

Поздним вечером, когда закрылся последний шинок и потух высокий фонарь, единственный на всё местечко, раздался стук.

- Это она! Она! - сказала старушка, посмотрев в щель между ставнями.

В комнату вошла Блюма.

- Как ты сюда попала?

- Это моя родина, - отвечала Блюма.

В чёрном пальто она показалась Шварцу ещё выше, а чёрный шёлковый платок ещё больше оттенял её бледное лицо.

- Я за тобой, Иося! - Блюма сказала это так просто, как будто она только вчера видела Иосифа, условившись сегодня прийти за ним.

Иосиф тут же простился с гостеприимной семьёй. Он понял: Блюма переведёт его через границу, сговорившись с верными людьми.

Они поехали в Каменец-Подольск, а оттуда в пограничную деревню.

Блюма хорошо знала весь путь, а он был нелёгким: пришлось ночью переходить вброд несколько речонок. Очевидно, Блюма не впервые помогала перейти границу в этом месте.

- Теперь впереди самое опасное, - предупредила Блюма.

Иосифу показалось, что какие-то тени мелькнули за деревьями. Блюма схватила его за руку и сжала её, увлекая юношу за собой.

Так прошли они несколько шагов.

- Всё! - сказала с облегчением Блюма и отпустила руку Иосифа. - Мы прошли пост австрийских жандармов.

Блюма перевела дух и указала юноше дорогу, которой он должен был держаться.

- Ну, а теперь, Иося, нам надо проститься. - Она положила руку ему на плечо. - Увидимся ли мы с тобой? Ты будешь работать за границей, а я здесь.

Иосифу показалось, что Блюма с грустью произнесла эти слова. Он снял шапку и слегка потянулся к ней. Блюма обняла рукой его за шею. Они поцеловались.

- Иося, ты хороший товарищ и настоящий революционер. Оставайся таким на всю жизнь.

Они крепко пожали друг яругу руки.

«ПЯТНИЦА»

День догоняет ночь, и ночь за днём гонится. Месяцы мелькают - пришёл тысяча девятьсот третий год.

Уж стали забывать о смелом побеге одиннадцати искровцев из киевской тюрьмы. А сколько о них было разговоров! Сколько искали беглецов и не нашли! Точно провалились люди. А они жили и снова работали для революции.

Самым юным из них был Иосиф Таршис. Его переправили в Берлин. Он мечтал только об одном: поскорей вернуться на свою обычную подпольную работу. Но его оставили в Берлине.

Когда Иосиф в первый раз попал в Берлин, его поразили шум и грохот на улицах. Трамваи звенели, автомобили и омнибусы спешили со всех сторон. Поезда грохотали по городской железной дороге. Им было мало места на земле: они взлетали на мосты, стучали и гремели над головами пешеходов.

Иосиф подолгу стоял на углу какой-нибудь улицы и смотрел, какой непрерывной цепью тянутся высокие здания. Сколько огромных магазинов, кафе, ресторанов…

А как поразил его Берлин вечером! Огоньки зажигались на всех вывесках. Электрические огни дрожали, перебегали с места на место, ширились, рассыпались маленькими блестящими точками и наконец гасли.

Иосиф не знал, на что ему смотреть. Куда это люди бегут. Он не был ни в одном городе больше Киева или Вильно. И ничего не было удивительного в том, что Иосиф совсем растерялся. Он чуть не попал под трамвай. Это ему отчаянно зазвенел вожатый и едва успел затормозить трамвай. И автомобиль так круто остановился перед ним, что старая немка, сидевшая в нём, вместе с собакой подскочили к самому потолку.

Шуцман в блестящей каске и белых перчатках направился к Иосифу с такой поспешностью, какую только позволяла его важность:

- Молодой человек, прежде чем переходить улицу, надо внимательно посмотреть в одну сторону, потом в другую… Вни-ма-ние! Ос-то-рож-ность! - Он поднёс свой большой палец в замшевой перчатке прямо к носу Иосифа.

Первое время в Берлине Иосифу было очень трудно. Город большой, незнакомый. Немецкий язык он как следует ещё не знал. Однако он был не одинок: и в Берлине нашлось немало товарищей по работе, тех же искровцев.

Трудно в стройном молодом человеке признать прежнего мальчика Иосю.

Худощавый, стройный и гибкий, он казался выше, чем был на самом деле. Правильные, словно выточенные черты лица, серые глаза и слегка вьющиеся волосы, горячий и порывистый характер делали его похожим на испанца.

Но, несмотря на всю горячность, Иосиф был сдержан, а главное - скромен. Он был молчалив, и его молчаливость порой принимали за суровость.

«С ним даже поговорить нельзя», - жаловались на Иосифа товарищи, мало его знавшие.

В этом сказывался характер подпольщика: всегдашняя осторожность. А под этой сдержанностью скрывались доброта и чуткость.