Пятницкий

Московская партийная организация готовилась к V (Лондонскому) съезду. Во всех районах, во всех ячейках развернулась бурная дискуссия об отношении к буржуазным партиям и к Государственной думе. Вопросы эти должны были стоять в порядке дня съезда. По решению ЦК, большинство в котором после IV Объединительного съезда захватили меньшевики, на всех собраниях обязательно должно было выступить по два докладчика: от большевиков и от меньшевиков. Собрал и Пятницкий весь технический аппарат Московского комитета в доме на Мясницкой, где помещалась аптека, на квартире Шершакова. От меньшевиков явился человек под кличкой Лысый. На самом деле звали его Егором Егоровым.

Сцепились крепко, и Пятницкий уложил его на обе лопатки. В результате умело и целеустремленно проведенной предсъездовской дискуссии на Московской общегородской конференции на V съезд делегатами избрали Покровского, Виктора Таратуту, Дубровинского (Иннокентия) и Ногина — все большевики.

К этому времени Пятницкий уже достал для себя довольно приличный паспорт какого-то армянина — студента Петербургского университета, что позволяло ему устроиться получше. Тогда-то он и поселился в «коммуне», о которой вспоминала Бричкина. Находилась она в огромном «доходном» доме Калинкина на Владимиро-Долгоруковской улице. «Коммуну» образовали Волгин, Бричкина, Гальперин и еще несколько социал-демократов. Одни жили легально, другие по «липовым» паспортам. Пятницкий «снял» у них комнату, как приехавший из Питера студент. Жили не слишком сытно — фунтики с сухими фруктами, которые иногда приносил Пятницкий, принимались как с неба свалившаяся роскошь, — но очень дружно. И заведующий «всей техникой», почти полгода не имевший в Москве собственного угла, что называется, отогрелся у семейного очага.

Но так продолжалось не больше месяца.

В приближении 1 Мая Московский комитет принял решение призвать московских рабочих к однодневной всеобщей забастовке.

Надо было отпечатать, вынести и распространить несколько сот тысяч маленьких красных плакатов с призывом бросить работу в день 1 Мая. В магазин кавказских фруктов валом повалили «покупатели».

27 апреля вечером Пятницкий, как и всегда, находился на своей явке. Приходили товарищи, коротко сообщали, как идут дела, и тут же уходили. Все шло нормально, ничто не предвещало неприятностей. Единственно, что вызывало у Пятницкого досаду, так это неаккуратность заведующего распространением литературы Королева, которого он поджидал. Прошел час и два, а Королев все не появлялся, удалось выяснить, что его не было и у родных, и Пятницкий помрачнел. Он знал, что перед 1 Мая жандармы начнут хватать направо и налево. Но еще только кончался день 27 апреля — рановато для облав и превентивных арестов! Пошел с явки прямо домой, в «коммуну». Сказал Волгину:

— Как бы этой ночью не пришли.

Волгин, живший легально и не имевший за собой особых грехов — он принадлежал к меньшевикам, только спросил:

— Что ты предлагаешь?

— Не открывайте дверей, пока меня не разбудите.

— Ладно. Это нетрудно.

Пятницкий лег, но, несмотря на страшную усталость, заснуть не мог. И ровно в полночь забарабанили в двери черного хода. Вскочил и мгновенно уничтожил листочек с условными знаками и адресами явок. Не одеваясь, зашлепал к дверям.

— Кто там?

— Откройте. Срочная телеграмма.

Ну, все ясно. Открыл, посторонился. В дверь ворвалась целая орава: пристав, шпики, околоточный, городовые, дворники.

Околоточный спросил, дома ли Волгин и Целикова и в каких комнатах они проживают.

Пятницкий очень вежливо ответил, показал, а сам пошел в свою комнату — дожидаться развития ночных событий. И тут увидал у себя на столе книжку — протоколы конференции боевых и военных организаций РСДРП. Его прямо оторопь взяла. Не имел он у себя такой книжки. Не лежала она на столе три минуты назад, когда он уничтожал этот самый листочек с зашифрованными явками. Откуда же она взялась? И что теперь прикажете делать? Не успел ничего решить, в комнату без стука вошли околоточный и какой-то тип. Тип сразу же к столу и хвать книгу. Теперь все ясно. Шпик к околоточному:

— Видите, какую литературу господин у себя сохраняет?

— А что такого! Она же во всех магазинах продается.

— На ней и адрес типографии стоит, — возразил околоточный.

Они ушли. Но через несколько минут вернулись.

— Где та книжка? — спросил шпик.

— Там, — Пятницкий кивнул головой в сторону полки.

— А ну тебя, братец, с твоей книжкой, — недовольно сказал околоточный. — Не то ищешь, что надо.

Ушли. Слышно было, как в соседних комнатах передвигают мебель, топочут сапожищами, на кого-то покрикивают.

Как и всегда в подобных обстоятельствах, Пятницкий пытался представить себе размеры провала. Кто и на чем «погорел»? Не приложил ли тут свою грязную лапу какой-нибудь провокатор? Не нанесен ли удар в самое сердце организации — по руководству Московского комитета?

А в соседних комнатах все еще двигали мебель, швыряли на пол какие-то тяжелые предметы, очевидно книги, громко хлопали дверьми. Под утро пришли и за ним.