Пятницкий

В комнате Волгина — все в ней было перевернуто, как после пожара, — за столом сидел пристав с утомленным лицом давно не спавшего человека. Начался допрос. Пятницкий назвался согласно прописанному паспорту, рассказал, что приехал в Москву для того, чтобы позаниматься в Румянцевской библиотеке, и в меру, не слишком резко, выразил свое удивление и негодование по поводу учиненного у него обыска.

Пристав записал ответы, мельком взглянул на него из-под покрасневших, набрякших сном век и зевнул, прикрыв рот левой рукой в так и не снятой, когда-то белой перчатке.

— Прошу извинить за причиненное беспокойство, господин студент. — Попробовал пошутить: — У вас-то еще все впереди, уйдем — зададите такого храповицкого, только держись! А у меня служба. Что ночь, что день. — И, еще раз сладко зевнув, изрек приговор: — Вы, господин студент, свободны. Только нижайшая просьбица — из дома не выходите, пока мы все тут не закончим.

Пронесло! На этот раз выкрутился. И, вежливо поклонившись, Пятницкий ушел в свою комнату ожидать финала.

Незваные гости скоро отбыли. Тогда «считать мы стали раны, товарищей считать…». И хотя в серой мгле рассвета, вползавшей в окна, лица членов «коммуны» были бледны и искажены только что пережитым волнением, результат полицейского налета вызвал взрыв веселого хохота. Арестовали и увели двух легальных: меньшевика Волгина и сочувствующую Целикову. Нелегальные: Пятницкий, Гальперин и Бричкина оставлены в покое. Что за странная история!

Утром пришел Аршак. И так как он никогда не посещал Пятницкого на его квартире, стало сразу же ясно: случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Типография занята полицией. Я только что оттуда…

— Но как же ты-то уцелел? — перебил Пятницкий.

— Подожди. Постараюсь по порядку. Понимаешь, иду «сдавать» магазин Габелову. Подхожу: вывеска есть, дверь заперта. Почему не открыт магазин? Непорядок! Есть окно. Смотрю в окно: в магазине полиция. Что делать? Побежал к нашим печатникам предупредить, чтобы не приходили. Успел. И знаешь, Осип, видно, я в рубашке родился. Ведь меня же там все дворники знают. Постовой знает. Соседи знают. Проскочил, словно в шапке-невидимке. И к тебе — предупредить.

— Уже были, — сказал Пятницкий. — Могли и засаду оставить, так что считай, что ты в двух рубашках родился.

Договорившись о встрече с Аршаком на одной из явок, Пятницкий бросился выяснять размеры катастрофы.

Оказывается, еще накануне днем типографию накрыли. Когда «приказчик» Новиков вынес из магазина корзину с кавказскими фруктами — красными первомайскими листовками, — шпики пошли по его следу, установили адрес, куда доставлялись «фрукты», и по возвращении Новикова в магазин арестовали и его и Габелова. Литературы в типографии оставалось немного, ибо большая часть листовок была уже распределена по районам. Таинственным образом исчез наборщик, вывезенный Пятницким из Петербурга. Единственно, что тогда удалось установить Пятницкому, — это причину ареста Волгина и Целиковой. До переезда в дом Калинкина они жили на Третьей Тверской-Ямской. Там довольно часто бывал и наборщик. Явившись с обыском на старую квартиру Волгина, полицейские от дворника узнали, куда он переехал, и тут же отправились за ним.

Неясным оставалось, почему именно полиция заинтересовалась Волгиным и куда исчез наборщик. И хотя, по всей видимости, обыск и аресты в «коммуне» никак не связывались с провалом типографии, Пятницкий и его друзья уже на другой день оставили свою квартиру и наняли первую попавшуюся дачу в Лосиноостровской по Северной дороге.

Дача попалась на редкость холодная и плохо приспособленная для жилья. Пятницкий, Гальперин и Бричкина мерзли и жили впроголодь. К тому же, живя за городом, Пятницкий, естественно, усложнил свое положение, так как все его явки находились в Москве. Началась полоса тяжелых провалов и арестов. В первых числах мая арестовали секретаря Московского комитета Карпова, все чаще стали появляться полиция и филеры в общежитии Технического училища, где были явки и происходили заседания МК. От повальной облавы в общежитии полицию, видимо, удерживал только страх перед бомбами, которые, по данным охранки, изготовлялись именно там.

Но тем не менее явки пришлось заморозить.

Без типографии Московский комитет обойтись не мог. Ни одна легальная типография ни за какие деньги (а их вообще-то почти не было) не бралась печатать революционные листовки.

И Пятницкий взялся за организацию новой типографии. Достать новую «американку» невозможно. Пришлось кустарным путем, в слесарной мастерской, изготовить раму особой конструкции, с бесшумно двигающимся валом.

Не было шрифтов. Связались чуть не со всеми членами партии, работавшими в разных типографиях Москвы, и через них доставали шрифт и другие типографские принадлежности. Наладили доставку бумаги. Местом для подпольной типографии выбрали Сокольники. На самой окраине сняли незаметный маленький особнячок и поселили в нем своих людей — рабочих трамвайного парка. О типографии они, понятно, ничего не знали. Летом 1907 года большевистская типография заработала.