Пятницкий

Арестовали Пятницкого дней десять спустя после приезда в Вилькомир. На рассвете его разбудил сильнейший стук в дверь. На вопрос: кто стучит? — незнакомый голос ответил: «Откройте. Срочная телеграмма». И назвал фамилию шурина Пятницкого. Ворвалась целая банда. Два жандарма, стражники, понятые… Жандарм сразу же: «Ты Иосиф Таршис?» — «Ничего подобного, ошиблись, господин жандарм», — ответил Пятницкий, а сам в это мгновение лихорадочно перебирал возможные варианты. Назваться своим именем нельзя — московская охранка его знает, так что тут каторгой пахнет. Сказал, что он — Покемунский.

После допроса, который вел жандармский офицер, Пятницкого отвезли в Ковно и поместили в общую камеру тюрьмы. И ему сразу же пришлось принять участие в голодовке против строгого режима, установленного в тюрьме.

Из ковенской тюрьмы отправили в Вильно. Там от шурина Пятницкий узнал, что жандармы пока ничего не нашли, а что арестован он по доносу бывшего активного бундовца Береля Грунтвагена. Подержав Пятницкого изрядное время в виленской тюрьме, его вместе с одним ремесленником погнали пешим ходом в неизвестном направлении. На третьи сутки утомительного пути они оказались в городишке Уцянах, через который проходила железнодорожная узкоколейка Паневеж — Свенцяны. Заперли в маленьком покосившемся срубе во дворе дома пристава. Гниль, смрад, сырость, тьма. Сторож, принесший еду, намекнул, что пристав-де наш на руку скор и тяжел. В понедельник вечером вызвал пристав спутника Пятницкого. Принесли избитого, в крови и тут повели к приставу Пятницкого. Он решил защищаться. Привели в просторную светлую комнату. За письменным столом — пристав, мужчина и на самом деле тяжелого веса и с физиономией молодца-разбойничка. А у стены пять незнакомых седобородых стариков. И они в один голос подтвердили, что арестованный и на самом деле Абрам Покемунский, которого все они знают чуть не с пеленок.

На другой день пристав сказал: «Счастье твое, Абрам Покемунский, что община тебя признала. А то бы ты и ног от меня не унес». Выпустили. Но тут вмешался исправник и начал дело против… Покемунского. Мол, он за себя подставное лицо послал призываться. А за это под суд! Отпустили под залог в сто рублей до суда. Пятницкий, естественно, суда не стал дожидаться и дал деру. Поехал в Ковно, достал временный документ и в Одессу к товарищу Орловскому. А оттуда во Львов. И вот наконец он в Женеве, на квартире Ульяновых.

Попытка наладить транспорт через Львов не удалась. И, уже находясь в Женеве, он договорился, что транспортный пункт организует там же, где он был раньше, го есть в Лейпциге.

САМЫЕ ТЯЖКИЕ ГОДЫ

Итак, Пятницкий вновь возглавил германский транспортный пункт, перенесенный из Берлина в Лейпциг. Таково было решение Заграничного бюро Центрального Комитета. На этом особенно настаивал Ленин.

Медленно плелись дни, недели и месяцы самой трудной поры в жизни революционных организаций России. Величайший подъем, вызванный событиями 1905 года, уступил место самой черной, самой бешеной реакции. Царское правительство жестоко расправлялось с революционерами и не жалело денег на провокаторов.

Пришлось и Пятницкому за долгие годы эмиграции столкнуться с провокаторами крупного калибра, такими, как Житомирский (Отцов), Бряндинский (Матвей), и в конце концов с самим Малиновским.

Находясь в Женеве, Пятницкий принимал транспортный пункт от Житомирского. Тот жаловался: «Без тебя, Осип, дело подвигалось туго. Никак мне не удавалось восстановить все твои связи. Да и господа контрабандисты что-то меня чураются…»

— А почему ты уехал из Берлина? — спросил Пятницкий. — И до границы ближе, и наладить работу там легче.

— Как же я мог остаться в Берлине после всей этой истории с товарищем Камо! Ведь тогда берлинская полиция накрыла собрание русских социал-демократов, кто-то догадался… Бросил на пол компрометирующие документы. Адрес склада литературы и гостиницы, где жил Камо. Ты же знаешь, у него нашли чемодан с динамитом и револьвер. Ну и мою визитную карточку. Узнав об этом, я немедленно уехал из Берлина. И вовремя!

Все было верно в рассказе Житомирского. И то, что полиция накрыла собрание социал-демократов, и то, что у Камо нашли динамит и что сейчас он все еще содержался в тюрьме, с поразительным артистизмом симулируя сумасшествие. Но только на кой же черт понадобилось Житомирскому вручить свою визитную карточку нелегалу?!

Пятницкий прямо спросил об этом Житомирского.

Да, все было верно в рассказе Житомирского! Единственно, чего он не досказал, это то, что и налет на собрание социал-демократов, и арест Камо, и арест Папаши — дело его собственных рук.