Пятьсот часов тишины

Уходя отсюда, мы все оглядывались: а вдруг появится и сам волшебник-старик — небольшой, седобородый и ясноглазый, в своей любимой толстовке, перепоясанной ремешком, и в сапогах? Потому-то, видно, мы и не поехали на Ивановское кладбище — на могилу писателя…

В свое время, еще до революции, Бажов совершил путешествие по Чусовой. Молодой учитель-словесник имел обыкновение проводить отпуск в поездках по страстно любимому краю. Где на лодке, где пешком или на лошадях. В тот раз он отправился со специальной целью— записать причусовские присловья. Это была его первая краеведческая работа. И хотя тетрадки с записями погибли во время гражданской войны, богатый, образный язык чусовлян несомненно оставил след в чудесных бажовских сказах.

В Свердловске начали завязываться и путевые наши знакомства.

Так, с седым инженером и его женой мы встретились у не совсем обычного архитектурного памятника — возле дома, в подвале которого 17 июня 1918 года по решению Уральского областного Совета (к городу тогда рвались колчаковцы) расстреляли Николая Романова с семьей и приближенными. Дом, где свершилось народное правосудие, выдержан в духе русского классицизма, но в характерном для уральского архитектурного стиля преломлении: своеобразные ампирные формы коринфских портиков, высокие и узкие рустованные ар и. служащие опорами для колонн. Кажется, бывшая усадьба Расторгуева-Харитонова.

У седого инженера висел на груди узкопленочный любительский киноаппарат, сиявший на солнце, как зеркало.

Седина сединой, но с виду инженер казался спортсменом. Нечто спортивное было и в облике его моложавой рыжеволосой подруги.

Мы обменялись несколькими фразами, однако ни мы, ни они как-то не поняли самого главного, того, что цель у нас общая — Чусовая, что мы и они, вот уже с этой минуты, сопутники по довольно длительному и не совсем тривиальному путешествию.

Зато на следующий день мы встретились возле Коуровской турбазы уже как хорошие знакомые.

Станция Коуровка часах в трех езды от Свердловска.

Переезд этот примечателен тем, что из Азии вы вновь попадаете в Европу.

Это происходит весьма просто: поезд провозит вас мимо обелиска, воздвигнутого на географической границе двух частей света в тридцати восьми километрах западнее Свердловска, на горе Березовая. Обелиск — гранитный, граненый, суживающийся кверху столб, окруженный чугунной оградой. Па нем высечены две стрелки и два слова: АЗИЯ (стрелка налево), ЕВРОПА (стрелка направо).

Только и всего.

…Вспомнилось, как в суровую зиму 42-го года ехали мы, безусые связисты, вот по этой самой дороге в воинском эшелоне. Кто-то предупредил, что скоро должны проезжать границу Европы и Азии. Нам очень хотелось увидеть эту достопримечательность — обелиск. («Подумать только, граница Европы и Азии!») Но дверь в нашей теплушке была плотно задвинута, поскольку лютовал сибирский мороз, а в заиндевелое окошко с верхних нар много ли увидишь? Все сгущались сиреневые зимние сумерки, а тут еще случилась минутная остановка, и к нам явился батальонный комиссар с информацией о положении на фронтах. Короче, прохлопали мы тогда обелиск!..

С тех пор уж сколько лет минуло, а страж простора земного — обелиск — все тут, на посту. И мне кажется: он не столько говорит о разделении континентов, сколько о монолитности. «Люди Земли, будьте и вы едины так же, как едины земли Евразии. Пусть о ваших границах узнают по обелискам, табличкам и прочим невинным вещам, а не по безднам, не по раздорам и трещинам!..»

Чтобы попасть на турбазу, надо от железнодорожной станции пройти километра три. На последнем километре вы проходите через село Слобода. Это один из первых пунктов проникновения русских на Чусовую. Село возникло более трехсот лет назад на месте, где стояли остяцкие юрты. Отсюда шел волок через хребет к истокам азиатских рек. В свое время Слобода славилась мастерами по постройке стругов, барок и лодок. (Я уже говорил: тут появилась на свет и наша «Утка».) Идя по селу, вы дважды пересекаете петляющую и не глубокую, не широкую еще здесь Чусовую. Переходят ее по лавам — узким мосткам с поручнем.

Турбаза расположена на высоких скалах, своеобразно названных Собачьи ребра. Издали они и впрямь белеют, как гигантские ребра. Но почему именно собачьи? Этого я так и не дознался.

К турбазе вы подходите в сумерки. Вновь прибывающих уже караулят затаившиеся наверху «старожилы». Едва только навьюченные рюкзаками, плетущиеся растянутой цепочкой фигурки вступят на шатучие доски лав, как где-то в поднебесье вдруг лихо рванет аккордеон, грянет величальная песня. А кто не поет, горланит:

— Куда вы? Опомнитесь!

— Не упадите с мостков!

— А у нас комары!

— А вы умеете с горки на пятой точке?!

— Девушка! Девушка! Поднесите товарища мужчину!

— Считайте ступеньки!

— Считайте ступеньки!