От северных окраин Свердловска до южных более двадцати пяти километров. Город просторно распластан на присадистых, округлых холмах. Такие же холмы, но только заросшие синим лесом, замыкают и далекий горизонт: Уктусские горы на юге, Шарташская возвышенность на востоке. Город хорошо озеленен и в меру шумен. Он еще не слился в единый массив: между некоторыми районами остались разрывы. С птичьего полета словно бы острова.
Архитектура городского центра тоже еще в стадии становления. Попадаются и конструктивистские здания, и обремененные пышной отделкой, и рационально построенные новые. Вот тут целые кварталы новых домов, а вот совсем, как нам казалось, уголок горнозаводского, купеческого Екатеринбурга; а вот тут новое хоть и теснит старое грудью, но в то же время сосуществует с ним; и долго еще, видно, сосуществовать.
В Верх-Исетском заводском поселке новые улицы расположились сериями: улицы Плавильщиков, Литейщиков, Сталеваров, Пекарей, Сварщиков, затем Вальцовщиков, Модельщиков, Слесарей.
По контрастам столица Урала напоминает столицу страны Параллель, пас поразившая. Однако ничего тут нет неожиданного: город-то старый, хоть и моложе Москвы почти на шесть столетий.
Во времена Пугачева в Екатеринбурге не насчитывалось и восьми тысяч жителей, а сейчас это город с полуторамиллионным населением. До революции здесь не было ни одного высшего учебного заведения, а сейчас их тут десять. Я уж и гадать не берусь, сколько тут промышленных предприятий — от легендарного гиганта Уралмашзавода до каких-нибудь маленьких гранильных или камнерезных мастерских.
Я не знаю, бывают ли города-паразиты, это противоестественно. Свердловск — великий труженик. Трудовая его душа ярко запечатлена на всем его облике. Здесь все до мельчайших забот подчинено главному — машиностроению. Ты можешь не знать, что это здесь главное, но нельзя не почувствовать, что город живет только им.
Побывавший тут зимой 1928 года Маяковский писал:
И это именно здесь, в Свердловске, литейщик Иван Козырев вселился в новую квартиру, о чем поэт рассказал в одном из самых известных своих стихотворений.
Лирик загорелся мыслью «посетить домик, в котором родился Свердлов», запамятовав сгоряча, что Яков Михайлович— волжанин, нижегородец (там-то и домик этот!), а в Екатеринбурге прожил совсем недолго — с октября 905-го до ареста, случившегося 11 июня следующего года. Работая здесь уполномоченным ЦК партии, «товарищ Андрей» создал нелегальную партшколу агитаторов и пропагандистов, в которой был одним из лекторов. Известно девять нелегальных его квартир, он использовал их в разное время.
Интересно, что воду Свердловск получает из Волчихинского водохранилища, которое образовано Чусовой Нам не удалось там побывать, но говорят, что это одно из самых красивых мест в окрестностях города, вовсе не бедных красивыми местами.
Пушкинская, 27. Дом-музей Дмитрия Иаркисовича Мамина-Сибиряка. Одноэтажное кирпичное здание Шесть окон по фасаду, на улицу. Застекленный, выступающий к тротуару тамбур крыльца.
В этом доме Мамин-Сибиряк прожил тринадцать лет вместе со своей гражданской женой Марией Якимовной Алексеевой. Я упоминаю имя ее не просто так: без помощи и самоотверженного участия этой незаурядной женщины русская литература, может быть, и не имел» бы Сибиряка…
Именно здесь им создано по существу все самое лучшее.
Здесь он написал и своих «Бойцов» — очерки весеннего сплава по Чусовой. Ими Салтыков-Щедрин открыл июльскую и августовскую книжки «Отечественных записок» 1883 года. С «Бойцов», собственно, и начался Мамин-Сибиряк как большой писатель.
С того места, где установлен бюст-памятник Бажова, открывается вид на обширный городской пруд, образованный Исетью.
Плотина, преградившая путь реке, сооружена в 1723 году (с этого-то и пошел город). Интересно, что плотина ни разу капитально не ремонтировалась. В 30-е годы прошлого века она была архитектурно оформлена по проекту М. П. Малахова — главного архитектора екатеринбургских заводов. Чугунная решетка работы каслинских мастеров не уступает по красоте решеткам Ленинграда. Еще во времена молодого Мамина на плотине был разбит сквер.
Затем мы разыскали улицу Чкалова и на ней дом № 11.
Здесь с предреволюционных еще лет, когда улица называлась Архиерейской, и до конца дней своих жил Павел Петрович Бажов.
Дом Бажова, как нам и представлялось, был старый, рубленый, на совесть сколоченный. Он не прятался ни за дощатым забором, ни за кустами-деревьями, не был он сдавлен и соседними домами, а стоял — руки в боки — на углу, словно на люди вышел, и гостеприимно поглядывал вокруг своими ясными окнами.
Видны были и надворные постройки (тоже крепкие, добротные), и небольшой садик, посаженный и взлелеянный руками Павла Петровича.