Пятьсот часов тишины

Способов загрязнять реки уйма. Один из них, например, молевой сплав. Но до чего этот «способ» кажется невинненьким по сравнению с ведомственностью! Я не оговорился, потому что первый и главный враг речной воды, равно как всего растительного и животного мира, — это ведомственное, в противовес хозяйственному, к ним отношение. Что сие значит? А вот.

Возьмем некое ведомство А. Всяк, кто трудится на его ниве, в той или иной степени является и его «патриотом», блюдет его интересы, печется о его процветании. Что ж. это вполне естественно, и пока что ничего дурного в том нет.

А каково отношение работников ведомства А к интересам всех других многочисленных ведомств — от Б до Я? Увы, работникам данного ведомства зачастую, грубо говоря, наплевать на все то, что за пределами родного их А. Б же в свой черед готово наплевать как на A, так и на все прочие литеры-ведомства до Я. Интегральный итог удручающ: какое-то всеобщее наплевательство. Всем наплевать на все — вот что такое ведомственное отношение к окружающей нас действительности. Это не менее страшная штука, чем бюрократическое к ней отношение, если только и бюрократизм, и ведомственность не суть стороны одной и той же медали.

Ведомственным чиновникам нет дела до того, что по их милости у нас хищнически вырубают во многих местах леса, отравляют речную воду, губят рыбу, истребляют зверя и птицу, что в городах напропалую дымят заводские трубы и так далее. Что им до всего этого, холодным и равнодушным? Раз их родному А надо дымить — будут дымить, раз Б предписано спускать ядовитые отходы — будут спускать, будут вырубать леса, будут взрывать, грохотать, отравлять — всё будут! Бровью не поведут, рука не дрогнет. Процветало бы только родное их ведомство, их «мать-кормилица», вверенный им узкий «участок». А на остальном хоть трава не расти в прямом и переносном смысле.

Соответствующие ведомства пекутся о морях, о лесах, о реках и разного рода водоемах. Но что могут они поделать, если на них грудью идут десятки других, беспощадных в своей могучей ведомственной «правоте» неотступно-сокрушительных ведомств! Какой прок из того, что в рачительных сводках, бюллетенях и скорбных отчетах работников энного ведомства постоянно констатируется «качественное истощение» речных вод? Что из того, что «истощение» это несколько высокопарно именуют «проблемой № 1»? Уже не одно десятилетие проблема так и остается проблемой, а героические попытки этих людей что-то предотвратить становятся настоящим донкихотством.

Хорошую пословицу «не плюй в колодец: пригодится воды напиться» у нас приводят частенько, да мало кто руководствуется ею на практике.

Близкий мне человек, будучи уже смертельно больным, не хотел ничего другого пить, кроме чистой колодезной воды. И повторял при этом: «Ах, какой я был глупец, всю жизнь пил невесть что, когда ничего нет вкуснее простой воды!»

«Человечеству не угрожает недостаток воды. Ему грозит нечто худшее — недостаток чистой воды», — читаем мы в книге Горского «Вода — чудо природы». Не зловещий ли это парадокс: мы, оказывается ясно представляем опасность, а предотвратить ее как будто не в силах! Мне словно бы видится фраза из книги будущего историка: «Вот в чем состояла слабость того времени…»

Туристов предупреждают инструкторы на турбазах, предупреждают их и путеводители. «Выбор места для привала на первых (!) ста — ста тридцати километрах от туристской базы осложняется еще тем, что на этом участке вода в Чусовой сильно загрязнена отходами заводов и не может быть использована для приготовления пиши».

Видите: зло настолько укоренилось, что поистине стало «хрестоматийным», вошло в путеводители как некая уродливая достопримечательность! Факт возмутительный, хотя не менее возмутительно и «академическое» беспристрастие, с каким путеводитель предупреждает вас об этом наяву творимом безобразии. Я понимаю, путеводитель не газета, не сатирический журнал и не посредством путеводителей искоренять зло, но все равно нельзя читать об этом спокойно.

«Подумаешь, — скажут некоторые, — «речные заводи», «лесов таинственная сень»! В бурный атомный век недосуг думать о каких-то лирических побрякушках!»

«После нас хоть потоп!» — изрек Людовик XV. К этому циничному королевскому «кредо» у нас не может быть двойственного отношения: чуждая нам философийка. Но скажите, разве мало вокруг нас разного рода «деятелей», которые жили (да и по сей день живут) по сходному принципу? Возьмите хотя бы ту же ведомственную практику «всеобщего наплевательства» — этот немудрящий рудимент королевского «кредо»…

А теперь — снова о чистой воде, поскольку разговор этот еще не кончен.