Пятьсот лет среди звезд

Когда король подошел к захваченному стратегическому эсминцу, в его глазах появилось удивление и одновременно огорчение. Закрыв глаза, он с интересом провел рукой по незнакомой обшивке, и тогда его дыхание стало учащенным и прерывистым.

— Хороший корабль, дружище! Но это ведь не она, да? А та…

— Обедает сейчас в твоей столовой, — закончил андроид фразу Анхеля.

Король восхищенно развел руки в стороны и после непродолжительной паузы пристально посмотрел на своего собеседника.

— Я так и знал! Поистине удивительно! — с одобрением сказал он.

После того как друзья прошли в самый охраняемый блок космической станции, старик заметно погрустнел. Здесь держали особо важных пленников для выкачивания воспоминаний, и король, замедлив свой шаг и опустив тяжелый взгляд вниз, явно опасался связанного разговора. Сто восемнадцатый заметил это и понял, что время для серьезной беседы пришло.

— Анхель, на войне мы повидали с тобой всякое, сам знаешь. Мы грабили, воровали и отнимали жизни, да! Но это… Это переходит все границы, — нахмурив брови, сказал андроид.

— Да, друг, ты прав! — ответил старик и, казалось, он хотел еще что-то добавить, но Сто восемнадцатый продолжал:

— Сколько богачи тебе платят за это? Неужели ты думал, что ситуация настолько безнадежна, если скатился до такого?

— Хватит! — грозным голосом прервал упрекающую речь король, напомнив, кто здесь главный. — Не я пропадал сотни лет, мотаясь шут знает, где, и заводя себе подружек! Не я предал все, ради чего мы жили!

После этого возникла томительная тишина, и товарищи остановились на месте, не решаясь ни посмотреть друг на друга, ни продолжить тяжелую беседу. Когда губы Анхеля перестали дрожать от гнева, и его лицо снова стало приветливым и спокойным, в очередной раз, как будто общаясь со своим сыном, мудрый король сделал навстречу первый шаг и улыбнулся. «Постой, дружище! Не все сразу!» — сказал он и услужливым жестом предложил пройти дальше.

В дальнем конце блока под самой строгой охраной находилась зачем-то установленная отдельно камера с уже обезумевшей девушкой. Процесс по откачке воспоминаний был завершен несколько часов назад, и теперь от нее остались лишь безмозглый пустой сосуд и одноразовая наркотическая наклейка. «Первый сорт!» — с трепетом сказал Анхель, и Сто восемнадцатый тут же с отвращением поморщился.

— Видишь ли, мой дорогой друг, — продолжил король, — тут дело не в деньгах. Лет триста назад я забыл, что такое радость. Бесконечные пересадки органов, переливания крови, постоянные врачи и все такое, понимаешь?

— Да, но причем тут н…?

Не успел андроид договорить, как почувствовал прокол своей кожи тончайшей иглой в области затылка. После этого наклейка начала действовать, и миллионы электрических импульсов стали заменять собой сознание Сто восемнадцатого. Все унеслось прочь, и стены с огромной скоростью вытянулись в одну бесконечную линию, а потолок рассыпался разноцветными искрами, смешавшись с потоком пролетающих мимо диковинных планет и бесчисленных, горящих, словно лампочки на елке, звезд.

Когда андроид открыл глаза, вокруг все выглядело совершенно иначе. «Вот же зараза!» — выругался он и представил, что скажет Анхелю, когда вернется назад. С удивлением для себя Сто восемнадцатый начал постепенно осознавать, что к нему вновь вернулись теплая живая кожа, настоящие и не обработанные компьютером ощущения, а еще такие простые и приятные способности, которыми обладает каждый человек. Все было настолько здорово, что еще вчерашнему андроиду захотелось закричать от восторга, чтобы каждый на свете смог его услышать и чтобы все нависшие проблемы в один миг смогли уйти прочь. Но, пусть к небольшому, но все же сожалению, сделать он этого не смог.

Все было как в самом красочном и реалистичном фильме, в котором Сто восемнадцатому предстояло сыграть главную роль. Он знал наперед каждое свое движение и каждое событие, ожидающее его впереди. Однако фильм от этого не становился менее интересным, и андроиду хотелось прожить каждое мгновение именно так, как было задумано талантливым режиссером. Позже, с проведенными в роли годами, ушли все собственные мысли, оставив вместо себя лишь те, которые были заключены в столь же удивительном, сколько и ужасном, изобретении.

Сто восемнадцатый все время чувствовал тепло семьи, которой у него никогда не было. Он ел бабушкины блины с вареньем из лесных ягод, а потом второпях убегал гулять с подружками, ожидавшими его на улице. С наступлением юности началась и первая любовь. То неповторимое, пробирающее до дрожи в животе чувство и горящее жарким пламенем лицо, которое возвращалось в обычное состояние с легким и приятным покалыванием. Как гром среди ясного неба, был сладким и теплым первый поцелуй. А затем снова, и снова, и снова — постепенно превращая сказку в приевшуюся пустую привычку. Все воспоминания Сто восемнадцатый переживал заново как будто собственные, словно они всегда были где-то здесь, в глубинах разума.