Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов

Моей рецензии в «Пэлл-Мэлл гэзетт» я приписываю – уж не знаю, прав я или нет, – знакомство мистера Фрэнка Харриса с Мэри Фитон. Рассуждаю я так: мистер Харрис написал пьесу о Шекспире и Мэри Фитон. Когда же я, почитая это своим долгом по отношению к духу Тайлера, напомнил человечеству, что фитоновской концепцией мы обязаны Тайлеру, Фрэнк Харрис, явно понятия не имевший, откуда у него в голове взялась Мэри, видимо, решил, что я выкопал Тайлера специально для того, чтобы доставить ему неприятность. Значение, которое я придавал приоритету Тайлера, должно было казаться необъяснимым порождением коварного умысла, если исходить из того, что Тайлер для меня лишь одно из тысяч имен в каталоге Британского музея. Поэтому я и хочу разъяснить, что у меня были и есть личные мотивы помнить Тайлера и считать себя, так сказать, уполномоченным напомнить миру о его труде. Мне стало обидно за него, когда Мэри на портрете оказалась светловолосой, а мистер У. Г. снова из Пембрука стал Саутгемптоном. Но даже и теперь труд его не пропал даром: ведь лишь перепробовав все гипотезы, мы добираемся до той, которую можно доказать. И, в конце концов, неправильная дорога всегда куда-нибудь да выведет.

Фрэнк Харрис написал пьесу задолго до меня. Я читал ее в рукописи до того, как обсуждался вопрос о Шекспировском мемориальном театре. И если что-то в моей пьесе, кроме фитоновской концепции (а она принадлежит Тайлеру), совпадает с чем-то в пьесе мистера Харриса, так это «что-то» заимствовал у него я, а не он у меня. Да и вообще все это не важно, так как пьеса моя – короткая безделка и к тому же полна заведомо невозможных вещей, тогда как у мистера Харриса пьеса солидная и по размерам, и по замыслу, и по качеству. Но сама их природа исключает их сходство: Фрэнк видит Шекспира сломленным, печальным, невероятно сентиментальным, я же убежден, что он был очень похож на меня. Более того, родись я не в 1856 году, а в 1556-м, я пристрастился бы к белому стиху и показал бы Шекспиру, что такое настоящий конкурент, – я бы загонял его больше, чем все елизаветинцы, вместе взятые. При всем при том успех книги Фрэнка Харриса о Шекспире доставил мне истинное удовольствие.