Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов

Кандида. Ничуточки. (Снимает руку с его колена и, усевшись поудобней, сложив руки на коленях, погружается в задумчивость.) Когда-нибудь он это поймет, когда будет взрослым и опытным – как ты. И он поймет, что я об этом знала. Интересно, что он тогда подумает обо мне?

Морелл. Ничего дурного, Кандида; я надеюсь и верю – ничего дурного.

Кандида(с сомнением). Это будет зависеть…

Морелл(совершенно сбитый с толку). Зависеть! От чего?

Кандида(глядя на него). Это будет зависеть от того, как у него сложится все.

Морелл недоуменно смотрит на нее.

Разве ты не понимаешь? Это будет зависеть от того, как он узнает, что такое любовь. Я имею в виду женщину, которая откроет ему это.

Морелл(в полном замешательстве). Да… нет… я не понимаю, что ты хочешь сказать.

Кандида(поясняя). Если он узнает это от хорошей женщины, тогда все будет хорошо: он простит меня.

Морелл. Простит?

Кандида. Но представь себе, если он узнает это от дурной женщины, как это случается со многими, в особенности с поэтическими натурами, которые воображают, что все женщины ангелы! Что, если он откроет цену любви только после того, как уже растратит ее зря и осквернит себя в своем неведении? Простит ли он меня тогда, как ты думаешь?

Морелл. Простит тебя – за что?

Кандида(разочарованная его непониманием, но все с той же неизменной нежностью). Ты не понимаешь?

Он качает головой.

(Снова обращается к нему с сердечной доверчивостью.) Я хочу сказать: простит ли он мне, что я не открыла ему этого сама? Что я толкнула его к дурным женщинам во имя моей добродетели – моей чистоты, как ты называешь это? Ах, Джеймс, как плохо ты знаешь меня, если способен говорить, что ты полагаешься на мою чистоту и добродетель. С какой радостью я отдала бы и то и другое бедному Юджину – так же как я отдала бы свою шаль несчастному, продрогшему нищему, – если бы не было чего-то другого, что удерживает меня. Полагайся на то, что я люблю тебя, Джеймс, потому что если это исчезнет, то что мне твои проповеди? Пустые фразы, которыми ты изо дня в день обманываешь себя и других. (Приподнимается, собираясь встать.)

Морелл. Его слова!

Кандида(останавливаясь). Чьи слова?

Морелл. Юджина.

Кандида(восхищенно). Он всегда прав! Он понимает тебя, понимает меня, он понимает Просси, а ты, Джеймс, ты ничего не понимаешь. (Смеется и целует его в утешение.)

Морелл отшатывается, словно его ударили, и вскакивает.

Морелл. Как ты можешь? О Кандида! (В голосе его страдание.) Лучше бы ты проткнула мое сердце раскаленным железом, чем подарить мне такой поцелуй.

Кандида(подымается, испуганно). Дорогой мой, что случилось?

Морелл(вне себя, отмахиваясь от нее). Не трогай меня.

Кандида(в изумлении). Джеймс!

Их прерывает появление Марчбэнкса и Берджесса. Берджесс останавливается у двери, выпучив глаза, в то время как Юджин бросается вперед и становится между ними.

Марчбэнкс. Что случилось?

Морелл(смертельно бледный, сдерживая себя неимоверным усилием). Ничего, кроме того, что или вы были правы сегодня утром, или Кандида сошла с ума.

Берджесс(громогласно протестуя). Как? Что? Канди тоже сошла с ума? Ну, ну! (Он проходит через всю комнату к камину, громко изъявляя свое возмущение, и, остановившись, выколачивает над решеткой пепел из трубки.)

Морелл садится с безнадежным видом, опустив голову на руки и крепко стиснув пальцы, чтобы сдержать дрожь.

Кандида(Мореллу, смеясь, с облегчением). Ах, ты, значит, шокирован – и это все? Какие же вы, однако, рабы условностей, вы, люди с независимыми взглядами!

Берджесс. Слушай, Канди, веди себя прилично. Что подумает о тебе мистер Марчбэнкс?!