Пик правды

Из гостиной донесся постепенно усиливающийся шум. Судя по всему, сразу несколько человек общались на повышенных тонах. К своему удивлению, среди прочих Илье послышался и возмущенный голос Изотова. Надо же, спустился. Видать, заскучал в одиночестве. Теперь-то ему точно нескучно будет.

— Держите. — Наталья Сергеевна протянула Илье высокий стакан, наполненный до верха пузырящейся минералкой, и прислушалась. — Пойду гляну, что там творится. А то вдруг там снова Дениску мутузят.

Молча кивнув, Илья сделал несколько быстрых глотков и, расплывшись в блаженной улыбке, опять прижался к стене затылком.

— Там же убивают его!

Илья открыл глаза. Перепуганная Наталья Сергеевна стояла в дверном проеме, отчаянно хватая ртом воздух.

— Полковника вашего убивают.

— Опять?

Лунин не сразу осознал всю серьезность происходящего. Он уже было вновь поднес стакан к губам, но в то же мгновение, увидев на лице Корхмазян выражение ужаса, вскочил на ноги. Лежавший у него на коленях пистолет с грохотом соскользнул вниз. Илья поспешно подхватил оружие с пола и бросился в гостиную.

Как оказалось, отношения между собой выясняли полковник Изотов и Кожемякин, не имеющий специального звания, но компенсирующий этот недостаток избытком грубой физической силы. Возможно, все дело было в том, что полковник был в штатском, и отсутствие на плечах погон с золочеными звездами лишало его привычной уверенности в себе, а быть может, причиной всему была травма головы, полученная Виктором Борисовичем ранее. На взгляд Ильи, Кожемякин был просто сильнее и килограммов на двадцать тяжелее своего оппонента. Так или иначе, переросший в рукопашную схватку конфликт, за которым, не вмешиваясь, увлеченно наблюдали все присутствующие, стремительно продвигался к своему логическому финалу.

Впечатав правый кулак полковнику в селезенку, левой рукой Кожемякин оттолкнул противника к стене, отчего тот с силой ударился затылком о покрытые темным лаком бревна и начал медленно сползать вниз к полу.

— Не так быстро, — осудил попытку капитуляции Станислав Андреевич, — я тебе еще не все мозги выправил. Что ты, говоришь, с моей дочерью сделаешь?

Ухватив одной рукой полковника за шиворот, Кожемякин рывком поставил Изотова на ноги.

— Где ты ее гноить собрался?

Утихший было в голове Лунина рой вновь весело загудел, замелькал в бешеном хороводе, не позволяя пасечнику разглядеть матку, ту единственную пчелу, способную разрешить если не все проблемы, то хотя бы найти выход из сложившейся критической ситуации.

Закричать? А что, криком можно остановить разъяренного носорога? Наброситься сзади? И что потом? Я же не умею драться. Конечно, я выше и тяжелее, но ведь он, похоже, бывший борец. Или штангист. Или штангист и борец. И что тогда? Мы будем лежать с Изотовым рядом и смотреть друг другу в расквашенные физиономии? И тяжелого-то под рукой ничего нет. Пистолет разве что. Кинуть в него пистолетом?

Оглушительно жужжащий хоровод, описав в воздухе мертвую петлю, вдруг рассыпался и исчез, оставив после себя всего лишь одну маленькую, не успевшую скрыться вместе со всеми пчелку. Сперва она металась из стороны в сторону, выписывая непредсказуемые зигзаги, словно пытаясь сбить с толку возможных преследователей, а затем, будто поняв, что уйти от погони за счет ловкости не удастся, устремилась вперед.

Взять пистолет на изготовку. Сдвинуть флажок предохранителя. Передернуть затвор. Выстрелить. Или сперва надо прицелиться? Выстрелить. Целиться некогда. Выстрелить. Иначе будет поздно. Выстрелить.

Выстрелить. Выстрелить. Выстрелить!

Устремившаяся вперед пчела с громким хлопком вырвалась из дернувшегося вверх ствола «макарова» и помчалась вперед, туда, где огромный кулак обезумевшего от ярости Кожемякина уже начал путь к лицу неспособного сопротивляться полковника. Разогнавшись до скорости триста метров в секунду, она на короткий миг успела ощутить ни с чем не сравнимое наслаждение от собственной быстроты, каким-то чудом не задела Кожемякина, срезав волосок, торчащий из его правого уха, после чего, окончательно убедившись в собственном могуществе и неудержимости, врезалась в деревянную стену и, войдя на несколько сантиметров в лиственничный ствол, намертво в нем увязла.

— Вашу мать! — сделав гигантский прыжок в сторону, Станислав Андреевич изумленно обернулся и тут же одной рукой схватился за ухо, а другую выставил вперед, словно пытаясь защититься от направленного в его сторону оружия. — Не стреляй! Не стреляй больше!

— Ил-люш-ша, — тихо прошелестел сползающий вниз по стене полковник, — как я рад… тебя, видеть.

Радость Изотова несколько уменьшилась, когда пару минут спустя он выяснил, что пуля вошла в стену всего в нескольких сантиметрах от того места, где находилась его собственная голова.

— Так разве можно? — возмущался, периодически ощупывая правое ухо, Кожемякин. — В живого человека стрелять? Можно же как-то предупредить было, сказать. Я что, по-вашему, слов не понимаю?