Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

Русские самолеты каждую ночь совершают налеты на аэродром в районе Орла. Поначалу мы пережидали бомбежки в палатках, позднее – в каменных домах на аэродроме. Вдоль палаток идут узкие окопы; предполагается, что во время налета мы сможем в них прятаться. Некоторые из нас, однако, во время этих налетов спали, поскольку после вылетов весь день требуется посвятить хорошему сну, чтобы оставаться пригодными для боевой работы. Иваны обычно бомбят нас ночь напролет. Мой друг Вальтер Краус, выполнявший обязанности штурмана 3-й эскадрильи, был убит во время одного из этих налетов. Он проходил учебу вместе со мной в резервном звене в Граце, затем служил в воздушной разведке, после чего перешел в штурмовики и оказался ценным приобретением для нашего полка. Непосредственно перед гибелью он стал возглавлять строй нашей эскадрильи и получил дубовые листья к своему кресту. Мы с глубокой скорбью узнали о гибели нашего друга и боевого товарища; его смерть стала для нас тяжелым ударом. Сколько еще тяжелых ударов нанесет нам непредсказуемая судьба?

Меня освободили от командования 1-м звеном, поручив вместо этого 3-ю эскадрилью. Я знал эту эскадрилью с ее первых шагов; неужели я уже не служу здесь инженером? Даже новые летчики мне знакомы. Довести их летное искусство до мастерства нетрудно, поскольку эскадрилью ведет Бекер. Мы прозвали его Фридолин. Нет ничего, чего бы он не знал. Для наземного персонала он словно заботливый отец. Здоровье пилотов эскадрильи находится в руках капитана медицинской службы Гадерманна, который тоже может поделиться знаниями и готов помочь любому. Скоро командующий состав 3-й эскадрильи превращается в дружную семью, в которой все команды отдаются и выполняются в атмосфере взаимного сотрудничества. Это означает взаимозаменяемость в воздухе – в этом году я сам несколько раз вел строй.

Скоро число моих вылетов доходит до 1200. К слову, в эскадрилье истребителей сопровождения служит знаменитый лыжник Йенневайн. Между боевыми вылетами мы часто вспоминаем родные горы и, конечно, ходьбу на лыжах. Однажды он не вернулся из вылета, и о нем послали уведомление как о пропавшем без вести. По всей видимости, в него попал снаряд, после чего летчик, по словам коллег, передал по радио: «Попадание в двигатель, лечу на солнце». В то время солнце находилось почти строго на западе. Это было лучшим для него направлением, но на севере, в Болхове, где находилась цель нашей атаки, Советы пробили уступ в виде воронки – на фронте, тянущемся с востока на запад. Если бы Йенневайн полетел на запад, ему бы пришлось лететь над серединой зоны прорыва, то есть над занятой русскими территорией. Если бы он повернул на юг, то достиг бы наших позиций всего через несколько километров, поскольку место прорыва было очень узким. В Орле нас продолжал преследовать злой рок. Адъютанту моего 9-го звена довелось летать с бортстрелком лейтенанта – Хорнером; он был награжден Рыцарским Железным крестом и являлся одним из опытнейших офицеров нашей эскадрильи. В их самолет попали из зенитки в районе северо-восточнее Орла; машина перешла в пике и приземлилась на брюхо на ничейной территории. Самолет так и остался лежать на склоне небольшого оврага. Поначалу я думал, что Йенневайн совершил вынужденную посадку, хотя было видно, что машина получила сильное повреждение в воздухе. Странным было то, что самолет ударился о землю с большой силой. Пролетев над ним несколько раз, я не заметил вокруг него никакого движения. Наш офицер медицинской службы отправился к месту падения и с помощью солдат наземных войск добрался до самолета – но оказалось слишком поздно. Поскольку он захватил священника, оба наших товарища успели обрести вечный покой.

На протяжении нескольких дней после этого в эскадрилье все были необычно молчаливы. Говорили только в случае нужды. Горечь утрат последних дней подействовала на всех. В других подразделениях положение было не лучше. На утренний вылет на важные по значению советские артиллерийские позиции восточнее Орла звенья 1-й эскадрильи вылетали под моим командованием, 2-е звено вел пилот Якель. Он стал превосходным летчиком, и у него есть любимый трюк, который он проделывает время от времени. Когда он видит истребитель, то атакует его, даже если тот превосходит его в скорости и вооружении. На Кубанском фронте он доставил нам этим немало веселых минут. Якель всегда утверждает, что его «Ju-87» – самый быстрый в эскадрилье и на полном газу он обставит нас всех. Этот весельчак часто сбивает вражеские истребители. Мне он представляется оленем, который рыскает по лесу в поисках охотника и, обнаружив его, немедленно бросается в атаку. Якель – душа нашего звена, он придает нам всем жизненные силы. Шутки из него сыплются с девяти вечера до четырех утра, никогда не повторяясь. Разумеется, у него в репертуаре «Бонифаций Кизеветтер» и другие баллады.