Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

Мы снова забираемся в продырявленный «шторьх»; после бесконечно долгого разбега он с трудом поднимается в воздух. Следуя по той же самой долине, мы возвращаемся в Куммер. Тут все заняты упаковкой своих вещей. Нам приказано двигаться тем маршрутом, который кажется в тактическом отношении наиболее удобным. Зенитные орудия распределены по всей колонне, чтобы быть в состоянии защитить нас от атак с воздуха, если такая потребность возникнет и кто-нибудь захочет помешать нашему движению на запад. Пункт нашего назначения – оккупированная американцами южная часть Германии.

После того как колонна отправляется в путь, все остальные – кроме тех, кто хочет подождать моего вылета, – поднимутся в воздух на самолетах. Многие из них имеют возможность избежать плена, если им посчастливится приземлиться около своих домов. Но для меня это невозможно; я намереваюсь приземлиться на аэродроме на занятой американцами территории, поскольку моя нога требует немедленного медицинского вмешательства. Потому спрятаться я не могу. Кроме того, меня может опознать очень много людей. Я не вижу причин, по которым не могу приземлиться на нормальный аэродром, поскольку верю, что солдаты союзников будут обращаться со мной по-рыцарски, даже несмотря на то, что перед ними поверженный противник. Война окончена, и потому я думаю, что задерживать меня или держать пленником долго не будут и довольно скоро нам всем разрешат вернуться домой.

Я стою чуть в стороне, глядя, как грузится колонна, когда вдруг слышу в вышине шум моторов – это пятьдесят или шестьдесят русских бомбардировщиков. Едва я успеваю предупредить, как бомбы со свистом устремляются вниз. Я бросаюсь на дорогу вместе с костылями и думаю, что, если эти парни умеют хорошо целиться, у нас при нашей скученности будет множество погибших. Вот уже слышен грохот разрывов, бомбы ковром ложатся в сердце города, в километре от дороги, на которой выстроилась наша колонна. Бедные жители Нимеса!

Русские сбрасывают бомбы, сделав два захода. Даже со второй попытки они не наносят вреда нашей колонне. Мы снова строимся и отправляемся в путь. Я гляжу на мое подразделение, которое было для меня всем на протяжении семи лет и все значило для меня. Сколько крови, пролитой за общее дело, сцементировало наше братство! Я отдаю солдатам честь в последний раз.

Северо-западнее Праги, около Кладно, колонна натыкается на русские танки и очень сильную вражескую оборону. Согласно условиям перемирия вооружение должно быть сдано и сложено на землю. Свободный проход гарантируется только невооруженным солдатам. Не проходит много времени, как вооруженные чехи нападают на наших уже безоружных солдат. С отвратительной, поистине зверской жестокостью они безжалостно убивают немецких солдат. Лишь немногие способны пробиться на запад – среди них мой молодой офицер разведки пилот Хауфе. Остальные попадают в руки чехов и русских. Одним из тех, кто стал жертвой чешских террористов, стал мой лучший друг Фридолин. Бесконечно жаль, что он погиб тогда, когда война уже завершилась. Подобно своим товарищам, сложившим головы в этой войне, они тоже являются мучениками за свободу Германии.

Колонна трогается, а я возвращаюсь на аэродром в Куммер. Кетшнер и Фридолин чуть задерживаются со мной; потом они уезжают за колонной навстречу своей судьбе. Шесть других пилотов настаивают на том, что полетят со мной на запад; у нас три «Ju-87» и четыре «Fw-190». Среди этих офицеров командир 2-й эскадрильи и лейтенант Швирблат, который, как и я, потерял ногу, но, несмотря на это, в последние недели проделал большую работу, уничтожая вражеские танки. Он всегда говорит: «Все равно – подбиваешь ты танки двумя ногами или одной!»

После трудного расставания с Фридолином и капитаном – у меня мрачное предчувствие, что мы больше не увидимся, – мы вылетаем в наш последний полет. Странное и непередаваемое чувство. Мы прощаемся с нашим миром и решаем лететь в Китцинген, потому что знаем, что там есть большой аэродром и наверняка его заняла американская авиация. В районе Сааца мы вступаем в бой с внезапно появившимися из тумана русскими, которые, в упоении победой, хотят сделать из нас фарш. Но то, что им не удавалось пять лет, они не могут сделать и на этот раз, в последнем сражении.