– Не слушайте вы его! – возмущённо кричал старик с внуком, указывая пальцем на худого, даже девицы зашептались между собой и стали что-то возбуждённо обсуждать, косясь на бабушку. Буквально через какие то несчастные три минуты, после вопроса Жан-Люка, как пройти к Navona, автобус стал напоминать бурлящий котёл с топлёным маслом, готовым в любую минуту выплеснуться за края дозволенного. Встревоженный подозрительным шумом в салоне водитель резко затормозил, в результате чего худой скандалист оказался на коленках у девиц, успев при этом, чтобы не потерять равновесие, притянуть к себе одну из женщин в возрасте, на что та воскликнула:
– Ну, знаете, это уже переходит все границы!
Девушки закричали, и та, что была справа, упёрлась обеими руками в грудь наглеца, словно он собирался с ней целоваться.
– Что тут происходит? – сурово спросил водитель, вылезая из кабины. – Так, что тут происходит? – повторил он, жестикулируя. – Может мне тут, наконец, кто-нибудь объяснить, в чём дело?
– Синьор турист спрашивает, как пройти к Piazza Navona, – не вставая с коленок молодой девицы, но отпустив при этом пожилую, ответил худой.
– Ну и что, вы не можете объяснить человеку, как пройти к площади, тут что – нет ни одного римлянина, собралась одна глухая деревня?
– Сам ты деревня, когда я жила в Риме, ты под стол пешком ходил, деревенщина! – закричала бабушка.
Автобус мгновенно забурлил, теперь уже с прибавившимся водителем. Дабы избежать излишних эксцессов, Жан-Люк всё-таки решил выйти из автобуса и попытаться найти самому, без чьей-либо помощи злополучную площадь. За ним следом вышел водитель автобуса, который в течение пяти минут прилежно объяснял, выразительно жестикулируя, как пройти, не сворачивая на маленькие улицы, прямо по центральным . С распухшей головой, изнывая от жары, он дошёл наконец до какой-то уличной кафешки, решив присесть, отдохнуть немного. Сразу же наотрез отказался занять место на веранде под солнцем, которое ему вежливо предложил официант, и зашёл внутрь. Это было небольшое, приятное заведение, климатизированное, с изображениями артистов и чемпионов по боксу на крашеных стенах, которые фотографировались около стойки бара с одним и тем же человеком, очевидно хозяином заведения. Усевшись в глубине зала прямо под самым кондиционером, который обдал его полярным холодом, он обратил внимание, что таких, как он, спасающихся от жары было довольно-таки много, бар был полным. Официант принёс маленькую чашечку с микроскопическим количеством кофе, напоминающим по вкусу горькую отраву, и сразу же исчез, успев при этом засунуть чек под блюдце. Сделав небольшой глоток бурой жидкости с пенкой, Жан-Люк вдруг почувствовал, как появилось знакомое чувство дискомфорта. «Наверное, жара, – подумал он. – Или неужели опять началось?» И тут же поймал себя на мысли, что всё не так просто для него в последнее время. А вокруг стоял страшный галдёж, кругом всё шумело, говорило, смеялось, кричало, звало!
– Эндзо! Эндзо! Куда ты запропастился, бездельник, кто-то не заплатил за виски! – кричал человек с фотографии на стенке, неожиданно появившись за стойкой бара.
Жена громыхала посудой и орала с кухни на балкон, где баловались дети, и они ей отвечали тем же криком, телевизор изрыгал бездушную какофонию симфонического оркестра под руководством полоумного дирижёра со взъерошенными волосами, сосед сверху безжалостно, но с упорством сверлил бетонную стену, которая жалостливо визжала, не поддаваясь каленному сверлу. Он больше не мог терпеть этого шума, это было выше его сил. Схватив в руку куртку, которая затрещала по швам, сорвавшись с петли, выскочил в пыльный подъезд. В квартире напротив соседка громко отчитывала мужа за пустую бутылку виски, которую нашла в мусоре, и орала благим матом на него:
– За два дня прикончил, изверг, эгоист, я её на день рождения держала! – Муж в свою очередь не отставал от неё и вопил истошным голосом:
– Дура, истеричка!
Перепрыгивая по две ступеньки за раз по затертой лестнице, он оказался во дворе, где тоже кричали дети, не заводились машины, сплетничали две соседки-старушки, поглядывая искоса на прохожих, какая-то мать звала домой непослушного ребёнка, ей в унисон вторила чья-то жена, зовя супруга домой, который, ругаясь, играл в петанк с друзьями под тенью деревьев.