Это была не первая авантюра матадора: он, конечно, пользовался успехом у женщин и любил предаваться любовным забавам, но такой знойной женщины с севера у него не было ещё никогда, иногда в порывах страсти она называла его сукой, он, конечно, не понимал значение этого слова, но оно ему нравилось почему-то, особенно звучание. Ему казалось, что это похвала, просто она его хвалит. В один из ненастных дней, после работы он зашёл по привычке в бар пропустить стаканчик-другой водки и застал там своего друга Мартина.
– Старик, что-то тебя давно не видно, куда ты пропал? – поинтересовался он. Хосе рассказал эту невероятную историю, что приключилась с ним, успев при этом похвастаться, что его иногда даже сукой называют. Придя вечером к себе домой, так как они не каждый день встречались с Таней, он лёг на кровать и стал читать свой любимый El Pais, когда раздался телефонный звонок, это был Мартин.
– Ещё раз привет, старик, я тебя не беспокою? Ты отдыхаешь, наверное?
– Нет, всё нормально, дружище, лежал с газетой.
– Хосе, после того как ты ушёл, я встретил моего одного хорошего знакомого Владимира, у него контора по переводу ценных бумаг, и спросил его что такое сука. Дружище, это совсем не то, что ты думаешь.
В эту ночь он не спал и всё думал, был ли корректен с сеньорой Таней – может, он обидел её чём-то или был неласков. Он пил и курил, заснул только под утро. Проснувшись, он позвонил Мартину и попросил номер телефона его друга Владимира и сразу же перезвонил ему. После короткого разговора он объяснил причину своего звонка и записал пару фраз на русском, одна из которых была «я не сука, я тореадор», и выучил её наизусть, чтобы вечером объясниться с Таней.
В тот день он был невнимателен и плохо тренировался, часто ошибался, его мысли были где-то далеко, он думал о ней. Наконец дождавшись долгожданного вечера, не забыв купить цветы, её любимые белые розы, он мигом взлетел на третий этаж Таниного дома и позвонил. Но дверь не открывали. Он звонил несколько раз подумав, что она заснула, но тщетно. Неожиданно открылась дверь соседки. Это была пожилая женщина лет семидесяти, она оглядела его с ног до головы и сказала:
– Если вы к сеньоре, то её уже нет, она съехала сегодня утром.
– А куда она поехала, вы не знаете? – поинтересовался он.
– Сказала: к себе домой, на Родину.
Отдав букет опешившей старушке, Хосе стал медленно спускаться по лестнице, погружённый в свои мысли, его снова стали терзать сомнения.
…Увидев окровавленные уши и хвост быка, Катя снова упала в обморок, её еле успел подхватить Ефим и со злобой стал смотреть на тореадора, на этот раз первой отреагировала тёща – протянув указательный палец в сторону матадора она стала ему кричать, как будто он что-то мог понять:
– Ты что это себе позволяешь, свинёнок, разукрасился, как петух, и ходит туда-сюда! Вы на этого красавца посмотрите, павлин разукрашенный!
Все вскочили и стали хором ругать матадора. На миг Хосе опешил, он не понимал, что происходит, почему на него все кричат, никто не аплодирует, не поздравляют? Может это защитники животных или из партии зелёных?
– Уйди отсюда, сал де аки! – кричал Фима, тараща налитые кровью бычьи глазами, даже племянники стали, выкрикивать что-то обидное тореадору, тёща не отставала от остальных. Поднатужившись и перекричав всех остальных, обозвала Хосе сукой. Тогда он всё понял. Кровь бросилась в лицо тореадору, его опять его обозвали сукой, за что? И в первый раз с Таней он так и не понял, за что, а тут за представление, за то, что он дарит людям незабываемое зрелище, рискуя своей жизнью и здоровьем, а это их благодарность. Как разъярённый тигр, Хосе кинулся к амфитеатру и стал кричать, как раненый зверь. Столько обиды и боли было в этом крике, за свою умирающую профессию, за потерянные молодые годы, потраченные на обучение, будущие пособия по безработице, неоплаченные банковские кредиты, но больше всего ему было обидно за сеньору Таню, которая его бросила, как последнюю бездомную собаку, и уехала, даже не попрощавшись. На арене воцарилась тишина, и тогда он чётко, чеканя каждое слово медленно произнёс:
– Я не сука, я тореадор.
А потом ещё и ещё раз без остановки он повторял им эту фразу, чтобы они поняли наконец эту простую истину. Все опешили от такой выходки тореадора, на арене воцарилась гробовая тишина, которую прервал один из племянников Николая:
– Бабушка, а он по-нашему заговорил.