Нежно уложив скрипку на плечо, он прижал её подбородком и прошёлся смычком по струнам, раздался резкий звук, он прошёлся по ней ещё раз, и ещё, и ещё, и она ответила ему взаимностью, застонала, а потом вскрикнула и залилась звуками неудержимого счастья. Пустой стакан, что стоял на столе, лопнул вдребезги от вибрации звука, но Антонио не слышал, не видел ничего вокруг – всё вмиг стало второстепенным, ненужным. Он выводил мелодию своего сердца, и эта музыка шла из глубины его души, в ней было всё – вся его жизнь, горе, любовь, радость, грусть, отчаяние, разлука, боль, подлость, предательство. Перешагнув через бездыханное тело Кармелы, даже не взглянув на неё, он вышел во двор, играя, хлопнув по двери ногой. Холодный ветер тысячами мелких льдинок больно резанул его по лицу. Он посмотрел вдаль на удаляющиеся силуэты трёх бандитов, его благородное лицо искривилось в злой гримасе, он ударил смычком по скрипке, и она взвыла от боли, возмутилась, как необъезженная кобылица, которая встаёт на дыбы от страха и возмущения, когда жестокий объездчик бьет её первый раз кнутом, она заголосила, зарыдала, посылая в горы звуковую вибрацию, и она сдвинула верхние пласты снега в нескольких местах.
– Что это, Шандор?
– Проклятый мастер вытащил скрипку, которую спрятал от нас!
– Надо было его всё-таки прирезать, – воскликнул Сильвио
– Зачем, когда можно возвратиться и отнять её у него!
– И потом всё-таки прирезать, – не унимался Серджио, вспоминая округлые формы Кармелы.
– Потом делай что хочешь, мне безразлично, мне нужна его скрипка, – сказал Шандор, разворачиваясь и идя в сторону дома.
Шагах в пятидесяти от Антонио, когда все трое уже чётко различали его силуэт в сумерках, раздался страшный грохот, словно небо упало на землю.
– Сход лавины в горах! – в ужасе закричал Серджио. – Нам всем пришёл конец!
– Заткни свою проклятую скрипку! – в ужасе кричали они мастеру.
Глаза Антонио сверкали огнём, длинные волосы слипшимися верёвками трепались на ветру, да и сам он весь своим видом напоминал буйного сумасшедшего. Это была последняя мелодия его жизни, и он прекрасно понимал это.
Через минуту всё исчезло в грохоте камней, снега, обломков деревьев – лавина с гор снесла всё на своём пути почти до самой деревни, затем наступила тишина, успокоив немного до смерти перепуганных обитателей, которые повыскакивали из своих домов в чём попало.
Весной, когда снег немного подтаял, жители деревни разгребли завалы, оставшиеся после лавины, они нашли четыре тела и одну руку с золотым перстнем на среднем пальце, поиски пятого тела никаких результатов не принесли. Всех их похоронили рядом, на местном кладбище, руку без перстня отдельно, около леса. Перстень с рубином взял себе местный католический священник– на нужды церкви, как он сам объяснил прихожанам. Через некоторое время жителей деревни потрясло известие об убийстве кюре с пропажей перстня и таинственном исчезновении зарытой руки.
Не губите матадора
Ярко-оранжевое солнце Испании раскалённым шаром висело над головой, беспощадно выжигая своими невидимыми щупальцами лучей всё вокруг: листву на редких пучках кустарника, росшего тут и там, превращая плодородную землю в потрескавшуюся обезвоженную пустыню, траву в солому, деревья в голые призраки, она такая – эта жаркая Андалузия. Благо есть море рядом, оно может вас спасти от жары – при условии, конечно, что вы где-то рядом; освежит, а вечером, если душе угодно, конечно, коррида, она спасёт вас от скуки и хандры. Страна, где традиции и прогресс гармонично живут рядом, не мешая друг другу.
Амфитеатр был заполнен до отказа, зрители трепетно ждали зрелища, а его всё не было. Знаменитый тореадор по имени Хосе Альварес, увы, тоже ждал когда же бык начнёт свою игру и взбесится, а бык ждал, когда же это всё кончится и его отведут в стойло попить прохладной воды, пожевать свежего сена. Жара ещё не совсем спала, было жутко душно, а бык стоял посреди арены и не двигался, сонно мотая головой, как бы всем своим видом говоря: «Что вы все от меня хотите? Что вам надо, банда праздных бездельников?» А перед ним стоял грозный тореадор в блистательном костюме, вышитом золотом с серебром, и нагло смотрел ему в глаза. Яркий короткий камзол с наплечниками элегантно облегал его стройную фигуру он был в розовых чулках, в белой рубахе, подпоясанной многометровым поясом-фахином. Но бык не смотрел на него, ему он был безразличен и продолжал, как прежде, мотать головой из стороны в сторону, отгоняя мух, которые назойливо лезли в глаза, ноздри, уши.