Сёстры царския и дочери, имея свои особые покои, живут, как пустынницы, мало видят людей и их люди, но всегда в молитве и в посте пребывают и лица свои слезами омывают, потому что, имея удовольство царственное, не имеют того удовольства, которое от всемогущаго Бога дано человекам совокуплятися и плод творити. За князей и бояр своего государства замуж их не выдают, потому что князья и бояре их холопы и в челобитных пишутся холопами, а если за раба выходит госпожа, то это становится в вечный позор; а за королевичей и князей других государств их также не выдают, для того, что не одной веры и для того, что иных государств языка и политики не знают, и оттого им был бы стыд.
…Царевна Софья, при всём своём уме, при всей своей энергии, не имеет большой цены как политик: она стояла за сохранение московско-византийскаго порядка, в то время, когда сближение с Европой сделалось для России самою настоятельною необходимостью; но как женщина, которая первая открыто и смело отвергла удалённость женщины от общества и ея теремную неволю, Софья служит замечательными историческим явлением.
Смерть царя Фёдора: «Говорят, его отравили»
Того же 7190 (1682) лета, во время зимнее, начаша люди зело ради неправд и нестерпимых обид себе стужати (раздражаться, досаждать) и друг на друга глаголати яко: той неправду деет, иный – на того, наипаче же – на временников, и великих судей, и на начальных людей, яко мздоимательством очи себе послепили. Яко же пишется: «Мзда ослепляет очи и премудрых». Тако и тогда всюду не точию в мужех, но и в женах словеса от обид и в неполучении правных дел всюду происходили.
За два дня до царской кончины стрельцы, притесняемые своими полковниками, которые посылали их на различные работы, не давая отдыха даже в праздники, и под разными предлогами не доплачивали им жалованье, подали царю челобитную, в которой просили удовлетворить все их жалобы. Они поручили одному из своих товарищей снести её в Стрелецкий приказ. Думный дворянин или советник канцелярии, Павел Петрович Языков принял челобитную, обещав доложить о ней князю Юрию Алексеевичу Долгорукому, начальнику приказа, и на следующий день дать ответ. Языков тотчас отправился к князю Долгорукому, но изложил ему дело неправильно. Он сказал, что стрелец, приходивший к нему с челобитной, был пьян и даже отзывался о князе непочтительно. Князь Долгорукий ответил, что если стрелец был пьян, то его следует завтра же бить кнутом перед съезжей избой для примера другим стрельцам. На другой день этот стрелец вернулся в приказ, чтобы узнать ответ на челобитную, поданную им от имени всех его товарищей. Ему ответили, что государь приказал наказать его, как мятежника, и бить кнутом для примера всем другим. Два стражника, в сопровождении палача, отвели стрельца на место казни. Раздеваясь, чтобы принять назначенное наказание, он закричал другим стрельцам: «Ведь я подал челобитную по вашему поручению и с вашего согласия; как же вы позволяете меня так бесчестить!». Тотчас прибежали несколько стрельцов и освободили своего товарища, избив стражников и палача. Присутствовавший здесь же дьяк или секретарь, который, на своё счастье, ещё не успел спешиться, ускакал во весь опор и поспешил сообщить думному дворянину о том, что произошло. Стрельцы этого полка, которым командовал полковник Семён Грибоедов, были крайне возмущены этим случаем. В ту же ночь они столковались друг с другом, а на утро предложили стрельцам других полков действовать сообща и разузнали, кто ещё из их полковых командиров даёт повод для подобных жалоб. Из двадцати полковников, командовавших в то время 22 000 стрельцов, нашлось девять виновных. Стрельцы приняли решение добиться суда над своими командирами или всех их перебить.