Около 5 часов пополудни князь Василий Васильевич Голицын, а с ним боярин Леонтий Романович Неплюев, окольничий Венедикт Андреевич Змеёв, думный дворянин Григорий Иванович Косагов [и] думный дьяк Емел. Игнат. Украинцев прибыли к вратам монастыря и не были допущены, но получили повеление ждать. По прошествии почти четверти часа им было объявлено: разойтись по своим жилищам и не выезжать без указа.
Вечером я проезжал мимо кн. Вас. Вас, который пребывал в некоторой меланхолии – не без причины.
…Князь Голицын, видя свою судьбу пошатнувшейся и делая всё возможное, чтобы вернуть [её милость], также решился прибыть в этот монастырь. Его сопровождали его сын Алексей, его товарищ в приказах, дворецкий Толочанов, казначей Ржевский, севский воевода Неплюев, его советник и любимец, его креатура Змеёв, который в войске был генеральным комиссаром, а также некто по имени Косагов, его близкий друг.
А когда бояре почали в Троицкой монастырь съезжаться, между которыми приехал князь Василей Васильевич Голицын, также Алексей Ржевской, Семен Толочанов и другие подобные, когда явилися к воротам монастырским, от полковника дневального были остановлены и на монастырь не пущены, и велено им возвратиться на квартиры свои, и так было до указу.
…Двери монастыря оказались закрыты перед ними, и после того, как им запретили войти, ему и его спутникам дана была стража вместе с указом не покидать своего жилища.
Князь Вас. Вас. держал в руке небольшой свиток, где были кратко записаны 17 пунктов – достижения, коих он добился для Их Величеств и державы во время руководства государственными делами. Сие он намеревался изложить или прочесть, если бы было дозволено предстать перед царём и его советом, но после приговора он предложил [свиток] думному дьяку, который не дерзнул принять оный. Однако впоследствии он нашёл способ добиться его вручения, хотя пользы это не принесло.
Тяжёлое время переживал этот примечательный в Русской Истории человек. Он видел ясно, что ему несдобровать, но оставить Царевну Софию, с которой он столько времени делил все мысли и чувства, пользовался всеми почестями, и мог приводить в исполнение свои государственные мысли, ко благу отечества, хоть не одобрял ея сильных порывов и не соглашался ни на какия кровавые меры, – оставить её в таких критических обстоятельствах одну, покинутую и предаваемую почти всеми, и нанести ей удар, может быть, самый чувствительный своим отступничеством, было для него невозможно. Он решился пожертвовать собою и разделять ея участь до последней крайности.