Пиппа ищет неприятностей

…И всё, что теперь нужно Дикому, чтобы завершить ритуал, это кровь, которую я везу. Её хватит, и чтобы вернуть магию, и чтобы окропить сферу. Но если эта нечисть в человеческом обличии думает, что у него всё получится, то он очень сильно ошибается!

Я сунула сферу в свой необъятный мешок и затолкала тряпки обратно. Вылезла из-под повозки и убедилась, что в конюшне больше никого нет. Отряхнулась и снова села на облук. Конвей не может бросить Сферу. Значит, он вернётся. А я разобью флакон прямо у него на глазах. Покажу, скажу: «Вот это ты искал?!» и – бабах! – об землю! Лучше его предварительно связать, чтобы он не смог помешать свершиться правосудию. А потом положить сферу рядом с ним и с безопасного расстояния понаблюдать, как его разорвет нечисть!

Что-то в глубине моей души содрогнулось от этой картины.

Нет, увы, я не смогу так поступить. Отдать его на съедение. Правильно, я сама активирую сферу! Ведь у меня есть Сфера и кровь мэтра. Мне не хватает только крови Конвеев. Поэтому всё равно сначала связать, нацедить крови, активировать артефакт и разбить склянку с остатками, чтобы он до конца жизни жил таким уродом и вспоминал, что всё могло бы быть совсем иначе.

Ведь могло же! Ну зачем он так?..

– О, Филиппа, доброе утро! – раздался радостный голос Конвея от входа в конюшню.

Я тебе покажу доброе утро, нешьесс непарнокопытный!

Герцог-Ричард-Дикий шел, укутанный в плащ с низко опущенным на лицо капюшоном.

Я молчала.

– Ты обиделась, да?

Я обиделась?! Я нисколько не обиделась. Во мне всего лишь бушуют ненависть, ярость и жажда убийства!

– Я не успевал. Мы решили выезжать сразу, поодиночке, чтобы сбить со следа врагов. А я ещё должен был найти вот это.

Он вынул из-под плаща сверток. Развернув его, я обнаружила скрученный новый женский плащ от дождя, богато украшенный вышивкой.

Но я за плащ не продаюсь!

– Нравится? – с надеждой в голосе спросил лицемер Конвей. Как можно быть настолько, насквозь лживым?

Я кивнула. Во-первых, он не знает о моей находке, а значит, я должна поддерживать свою роль. А во-вторых, мне действительно понравилось.

– Мы поедем, будто ты хозяйка, а я – извозчик, – рассказывал он, накидывая плащ мне на плечи.

По коже пробежали мурашки. Тело жило своей жизнью, отдельной от головы, и реагировало на Дикого как на мужчину, с которым провело ночь в одной постели. Герцог накинул мне на лицо капюшон, завязал на шее повязки и… быстро чмокнул в губы. Я оторопела от нахлынувших эмоций и даже не успела возмутиться или оттолкнуть. Он вприпрыжку ускакал на козлы.

– Тебе идет, – бросил он, обернувшись ко мне. – Такая благородная дама получилась. А вот Пончика увидишь – со смеху помрёшь, – рассказывал Дикий. – Он себе, представляешь, купил себе парик. Женский, мужского не было.

Дикий рассказывал, а меня охватывали противоречивые чувства. Мне было спокойно в его обществе, тепло под подаренным плащом, и это всё совершенно не вязалось с образом убийцы беззащитного, доверчивого мэтра.

Глава 48. Дик

Как я и думал, Филиппа накрутила у себя в голове всякого, как это часто бывает у женщин, и как я ни пытался, разбить лёд никак не удавалось. В какой-то момент у меня даже мелькнула мысль, что всё, что было между нами ночью, – всего лишь спектакль, устроенный, чтобы добраться до столицы. И расстроился.

А потом подумал: пусть даже так. Почему я должен из-за этого от неё отказываться? Началось у нас всё неправильно. Но ведь разве так важно, как всё началось? Я чувствовал в себе силы свернуть горы. Достать с неба звезду. Заставить реки течь вспять. Впервые за много лет я чувствовал себя полноценным. И я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы довести до столицы в целости и сохранности моё главное сокровище – Пиппу.

В условленном месте мы встретились с остальными участниками отряда. Не все заморачивались над маскировкой. Клык вообще сказал, что такую красоту скрывать – себя не уважать. Он гордо выехал на своем скакуне самым первым. Гроза тоже не лез из кожи вон, чтобы быть неузнанным. Купил обычный плащ и сапоги и, как и я, спрятал лицо под капюшон. Ровняла подошел к делу серьезнее. Он с макушки до пят перемотался бинтами. Еще крови добавил местами. Ни дать ни взять – инвалид после побоища. Я бы его ни за что не признал. Особенно не признал бы дееспособным воином.

Пёс где-то раздобыл старенький, залатанный плащик, который еще и изгваздал так, что под грязью невозможно было разглядеть цвета ткани. На голову натянул старомодную засаленную шляпу с обвисшими полями и приклеил себе клочковатую бороду. Выглядел он как родной брат тех искателей приключений, с которыми вчера разбирались наши цхерки. Не в смысле, что они нам принадлежат, а в смысле, что должны были разбираться с нами.