Пир стервятников

– Ее величество по доброте своей говорит, что я доставляю ей удовольствие.

– В этом у меня нет сомнений. Могу я посмотреть твою лютню?

– Как вашему величеству будет угодно. – В голосе певца слышалось легкое беспокойство, однако лютню он ей подал незамедлительно. На просьбу королевы отказом не отвечают.

Серсея, дернув одну из струн, улыбнулась.

– Сладко и грустно, как сама любовь. Скажи мне, Уот, когда ты впервые переспал с Маргери – до того, как она вышла за моего сына, или после?

До певца это не сразу дошло, а когда дошло, глаза у него стали круглыми.

– Ваше величество ввели в заблуждение. Клянусь вам, я никогда…

– Лжешь! – Серсея ударила его по лицу лютней, разбив ее в щепки. – Кликните стражу, лорд Ортон, и отведите этого человека в темницы.

Лицо Мерривезера покрылось испариной.

– О, какое бесчестье… Этот червь посмел соблазнить королеву?!

– Боюсь, все было наоборот, но пусть он споет о своей измене лорду Квиберну.

– Нет, – вскричал Лазурный Бард. Из его разбитой губы текла кровь. – Я никогда… – Мерривезер схватил его за руку. – Матерь, помилуй меня!

– Здесь нет твоей матери, – сказала Серсея.

Даже в темнице он по-прежнему все отрицал, молился и умолял пощадить его. Кровь теперь рекой хлестала из его рта с выбитыми зубами, и он трижды намочил свои красивые панталоны, но продолжал упорствовать в своем запирательстве.

– Может быть, мы не того певца взяли? – спросила Серсея.

– Все возможно, ваше величество. Ничего, до утра сознается. – Квиберн здесь, внизу, был одет в грубую шерсть и кожаный кузнечный передник. – Мне жаль, что стражники обошлись с тобой грубо, – сказал он певцу, мягко и сострадательно. – Такой уж это народ, что с них взять. Скажи правду, больше нам ничего от тебя не надо.

– Я все время говорю правду, – прорыдал певец, прикованный к стене.

– Нам лучше знать. – Квиберн взял бритву, тускло блеснувшую при свете факела, и срезал с Лазурного Барда одежду, не оставив на нем ничего, кроме голубых высоких сапог. Серсея весело отметила про себя, что внизу волосы у него каштановые.

– Рассказывай, как ублажал маленькую королеву, – приказала она.

– Я ничего… только пел. Пел и играл. Ее дамы скажут вам то же самое. Они всегда были при нас. Ее кузины.

– Кого из них ты соблазнил?

– Никого. Я всего лишь певец. Прошу вас.

– Быть может, этот несчастный только играл для Маргери, пока она забавлялась с другими любовниками, ваше величество, – предположил Квиберн.

– Нет. Молю вас. Она никогда… я пел, только пел.

Квиберн провел ладонью по груди барда.

– Она брала твои соски в рот, когда вы любились? – Лорд защемил один сосок двумя пальцами. – Некоторым мужчинам это нравится – соски у них не менее чувствительны, чем у женщин. – Бритва сверкнула, и певец закричал. На груди у него раскрылся мокрый красный глаз. Серсее сделалось дурно. Ей захотелось отвернуться, зажмуриться, велеть Квиберну перестать. Но она королева, и речь идет об измене. Лорд Тайвин и не подумал бы отворачиваться.

В конце концов Лазурный Бард рассказал им всю свою жизнь с самого рождения. Отец его был бондарь, и сына тоже обучали этому ремеслу, но Уот еще в детстве мастерил лютни лучше, чем бочки. В двенадцать лет он сбежал из дома с игравшими на ярмарке музыкантами и обошел половину Простора, прежде чем решил попытать счастья при дворе.

– Счастье? – усмехнулась Серсея. – Вот как это теперь зовется у женщин? Боюсь, дружок, что тебя обласкала не та королева.

Во всем, конечно же, виновата Маргери. Не будь ее, Уот жил бы поистине припеваючи, бренчал на своей лютне, спал со свинарками и дочками арендаторов. Из-за нее Серсея вынуждена заниматься этой грязной работой.

Ближе к рассвету сапоги певца доверху наполнились кровью, и он рассказал, как кузины Маргери ласкали его плоть губами, а маленькая королева смотрела на это и рукоблудничала. Бывало также, что он играл для нее, пока она тешила свою похоть с другими мужчинами. На вопрос королевы, кто они, Уот назвал Таллада Высокого, Ламберта Торнберри, Джалабхара Ксо, близнецов Редвин, Осни Кеттлблэка и Рыцаря Цветов.

Серсея осталась недовольна. Нельзя марать имя героя Драконьего Камня – притом никто из знающих сира Лораса не поверил бы в это. Редвинов тоже следует исключить. Без Бора и его флота трон никогда не избавится от Эурона Вороньего Глаза с его проклятой железной сворой.

– Ты попросту перечисляешь всех мужчин, которые у нее бывали, – сказала она, – а нам нужна правда.

– Правда… – Уот смотрел на нее голубым глазом – единственным, который Квиберн ему оставил. На месте передних зубов зияла кровавая брешь. – Да, я, наверно, запамятовал…

– Хорас и Хоббер ни при чем, верно?

– Верно…

– И сир Лорас тоже. Я уверена, что Маргери скрывала свои шашни от брата.

– Да. Теперь я вспомнил. Однажды, когда пришел сир Лорас, мне пришлось спрятаться под кроватью. Он ничего не должен знать, сказала она.