Пир во время чумы

— А извинишься перед девушкой, ручку поцелуешь? — улыбнулся Гуров.

— Да я в жизни никому...

— А ты попробуй, ничего страшного, приятно даже. Вот такой я великодушный, — перебил Гуров.

— Слышал я, что вы оперативник классный, но что такой змей хитрый, никто и не обмолвился.

Николай поднялся, постучал в дверь, за которой спряталась Настя, открыл. Стас декламировал:

Цветок засохший, бездыханный,

Забытый в книге вижу я;

И вот уже мечтою странной

Душа наполнилась моя.

— Я тебе наполнюсь, ментяра, — зарычал Николай.

— Да не я это, богом клянусь. Александр Сергеевич Пушкин.

— Николай, это точно не Стас, — рассмеялся Гуров. — А ты вроде извиняться собрался.

— Настя, скрутили меня, как мальца. Извини ты меня за ради бога. Я к слову сказал, не со зла. — Николай взял Настю за руку, глянул на Гурова и руку поцеловал. Девушка вспыхнула, руку отдернула, словно обожглась.

— Никола, ты чего?

— Молчи, так положено. Пойдем, выпьем мировую.

Все расселись, налили по новой, и Гуров сказал:

— За наших друзей! — Когда выпили, сыщик продолжил: — Я воспользуюсь, что Николай в хорошем настроении, и обращусь с просьбой. Понимаешь, парень, в городе цирк был, чуть ли не лучший во всей округе. Так его под склад сдали, артисты с голоду пухнут, директор запил вмертвую, уже ноги не ходят. Ты скажи братве, чтобы они помогли арендатору товар под крышу мэрии перенести. Только без крови. И еще. Цирк реставрировать время и деньги нужны, директор уже не встает, а ему дело необходимо. Он знатный кондитер был, пекарню свою имел, да ребята с юга подъехали, выгнали, наверняка администрацию подмазали. Алешка такие торты изготовлял, вся область лопала и облизывалась. Ты верни пекарню Колесникову, справедливо будет, люди тебе “спасибо” скажут.

— Брось, господин сыщик, я за “спасибо” в жизни ничего не сделал. — Николай нахмурился.

— Так ты в жизни и руку девушке не целовал, — усмехнулся Гуров. — Ты, Николай, в жизни еще массу хороших дел не сделал. Так что у тебя все впереди. А ребятам своим скажи, чтоб портреты твои в городе сняли. Враг твой велел повесить, деньги заплатил. Признаться, придумано недурственно и очень для тебя опасно.

— Почему враг? И чем для меня опасно?

— В мэры тебе никак не пройти. Тебе необходимо срочно заняться лесопилкой, взять кредит, начать строительство, нанять людей. Парни твои быстро поймут, что легче и выгоднее работать, чем нищих прохожих грабить да “крыши” над пустыми ларьками держать. А кто не поймет, того посадим.

Стас с Настей убрали со стола, подали кофе. Николай окончательно протрезвел, взглянул на Гурова с прищуром, спросил:

— А кто мы с тобой теперь друг другу?

— А что бутылка водки изменить может? Ты авторитет по кличке Акула, я опер-важняк. Я тебе уже сказал, напрочь завязывай, занимайся лесопилкой. По моему мнению, за тобой дел на червонец, как минимум. Но, думаю, ничего не доказывается, хотя уточню.

— И вы можете меня в острог посадить, в суд направить и пустить по этапу? — спросил с легким придыханием Акула.

— Обязательно. Сумею доказать, обязательно направлю. — Гуров вздохнул, взглянул на Настю.

Глаза у девушки были сухими, лихорадочно блестели, чувствовалось, она верит каждому слову Гурова.

— Я не хочу, но то иное дело. Между “хочу” и “должен” дьявол огромный ров выкопал. Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Николай, словно загипнотизированный, прошел следом за Гуровым в кабинет, где стоял телевизор. Сыщик подвинул Акуле кресло, сел сам, нажал кнопку дистанционного управления. Съемка была любительская, но вполне качественная.

На экране копали землю. Кучка женщин в черных платках стояла поодаль от свежевырытых могил. Звука не было, но немые темные лица женщин, испуганные мордашки жмущихся к матерям детей от полного безмолвия казались еще страшнее. Камера наехала на одиноко стоявшего мужчину.

Раздался голос диктора, бесстрастный, мертвый, как лица женщин:

— В городе Котунь в двенадцать часов дня на Первомайской улице из проезжавшей мимо машины джип автоматными очередями были расстреляны люди, стоявшие за материальным пособием. По непроверенным оперативным данным, в машине находились пьяные молодчики из группировки некоего Николая Тишина по кличке Акула. Ведется расследование.

Экран вспыхнул яркими огнями, слышались голоса, мелькали женщины в вечерних платьях, мужчины в парадных костюмах. У шикарно накрытого стола толпились люди.

Зазвучал тот же голос:

— А это банкет, устроенный одной из думских партий в честь своего очередного юбилея. Слуги народа тоже люди, им хочется иногда отдохнуть. Среди слуг и крупные чиновники.

Камера наехала на лицо мужчины, тот жевал и что-то говорил своей даме.

— Это член правительства, не рядовой гражданин, сам вице-премьер Семен Николаевич Тишин. По проверенным оперативным данным, он брат, по матери, Николая Тишина... Уголовника. Но в настоящее время он чист. Тоже отдыхает. Оба брата находятся под защитой закона. Да и что случилось? Здесь же пока никто не стреляет.

Материал секретный, к показу запрещен.