Пир во время чумы

— Виноват, не разговаривайте, слушайте, надеюсь, скоро поправитесь, — быстро проговорил Гуров. — Вскоре к вашему мужу обратятся из думской фракции с просьбой об интервью. Это крайне серьезно. Заверьте супруга, просьба продиктована отнюдь не желанием одного из кандидатов в начинающейся гонке покрасоваться на экране. Вопрос крайне серьезный и далеко не безынтересный для вашего супруга.

— Он не нуждается в рекламе, — суховато сказала Маша.

— А я рекламы так просто боюсь. Я работаю на земле, есть у нас такое выражение: мне только и не хватает, чтобы меня видели по телевизору, а затем подстрелили на улице. Желаю вам скорейшего выздоровления, и передайте поклон супругу.

Сыщик положил трубку, отер платком лицо.

— Все, что можно сделать языком, сделано. Осталось лишь храм поставить. — Он прошел к ширме.

Глаза Капитана смотрели осмысленно, беззлобно, даже с некоторым сочувствием.

— Я рассчитываю на тебя, Алексей Иванович, будь другом, не подведи. — Сыщик пожал его худую руку. — Может, и свидимся.

— Это ты брось, мент! Не дави на жалость. — Капитан сел. — На таких, как ты, только и пахать.

— Спасибо, за это не волнуйся: пашут, даже не распрягают. — Гуров пожал руку Сильверу, показал кулак Классику, кивнул Станиславу на дверь.

Сыщики вышли на улицу и остановились — казалось, перед лицом опустили черный бархат. Они немного постояли, темень рассеялась, глянули подслеповатые окошки домов на другой стороне улицы. Справа шевелились фигуры, слышался шепот.

Гуров снял машину с сигнализации, сел за руль, врубил фары. Несколько женщин стояли у забора, прикрывая лица от резкого света.

— Никак нашего дозорного пришибли? — спросил Станислав.

Гуров не ответил, ощущая беду, вынул из ящика мощный фонарь, выбрался из автомобиля, направился к собравшимся.

— Изверги, мужиков вам не хватает, детей кончаете? — Голос звучал высоко, отчаянно.

Гуров подошел, чиркнул лучом по ногам, выхватил лежавшее на тротуаре маленькое тело и быстро отвернулся. Он осветил себя и подошедшего Станислава, который с ходу напористо и зло сказал:

— Ясное дело, никто ничего не видел и не слышал!

— А пошел бы ты, смельчак херов! Сейчас коромыслом перекрещу, враз поумнеешь. — У моложавой крепкой женщины в руках действительно было коромысло.

— Я, сестренка, крещеный, — ответил Стас. — В милицию, конечно, не звонили? — Он присел, положил ладонь на лоб Петра. — Примерно с час, сразу, как вышел.

— А тебе больше других надо? — одернул друга Гуров. — У них своя жизнь, свои счеты.

— У тебя, командир, детей нет, партбилет отобрали, в церковь ты не ходишь, — поняв друга и подыгрывая ему, резко говорил Стас. — Бабоньки, схороните по-людски, пацан еще, божий человек.

— Его ко мне в сад кинули, — начала объяснять худая старуха. — Он бутылки собирал, я его видела. Стас сунул старухе сто рублей, перекрестился.

— Схороните да помяните. — Стас пошел догонять Гурова, когда услышал:

— Ты случаем не ошибся, мил человек? — старуха ковыляла следом, показывала стольник. — Много дал.

— Ошибся, — кивнул Стас. — Но я, мать, человек верующий, а деньги обратно брать грешно. — Он широко перекрестил женщину, сел в машину.

— Как последний фраер, — шептал Гуров. — Я ублюдку этому на обувку дал, пожалел змею.

— Торопимся, думать не успеваем, — сказал Станислав. — Считай, пустой крючок словили. Лоху последнему понятно: не мог Мефодий придурка в рваных кедах за нами пустить. Старик палку перегнул, а мы сломали, и парня зарезали.

Гуров дернул с места так резко, что Стас поперхнулся, через некоторое время спросил:

— Я сам-то не перегнул, святым прикинулся? Ведь, если по делу, у нас к нищему интереса нет, мы менты. Я ломался, желая артистов защитить. Слух пойдет, что мы вроде переживали, и тогда бандиты артистов спалят.

— Заткнись. Мир Петрухе, он сейчас в раю, слава богу, его не сгребли, в подвал не затащили, легко умер.

— Я из своих “легких” покойников могу себе дорогу в ад вымостить. Куда едем?

— Тебя домой подброшу, сам к Мефодию подамся.

Тяжелый разговор предстоит. Нам письмо Иуды и горячие стволы необходимы, — ответил Гуров.

— А убийцы? — спросил Станислав.

— Этих покойный мальчонка фактически назвал. Завтра поутру подашься на базар, уточнишь, — сказал Гуров. — С Мефодием, ясное дело, они уже переговорили... Может, звонили, понятно, что у них в местной спецслужбе верный человек имеется.

— И нас заказали, а ты в топку лезешь. — Станислав длинно выматерился. — Я тебя не пущу.

— Правильно, ты меня. Стас, не пущай. Молодая девка в такое время должна у материного подола сидеть, а не по бандитскому городу шастать. Но ты за меня не переживай. Мефодий хитер и осторожен, он на такую мокруху не пойдет. Я ему исход дела толково объяснил, главное, чистую правду сказал. А матерый зверь такую правду очень тонко чувствует. Он нам до крайности мешать будет и гадить, но край не перешагнет, повязан. У него на руках Никола, Настя да Варвара. Был бы Мефодий один, я бы за наши жизни рубля не дал. Сейчас расклад иной.

Он притормозил машину у ворот усадьбы Бунича. Стас вышел, дверцу не закрывал, хотел что-то сказать. Гуров ему подмигнул: