Пир во время чумы: повести

На противоположной стороне у окна актер разговаривал с Виктором, который стоял, засунув руки в карманы брюк, и, набычившись, смотрел на Миронова, который что-то быстро говорил и то и дело поглядывал на Марину и ее спутников. Актер поймал взгляд Марины, заулыбался и помахал рукой, похлопал Виктора по плечу и пошел, пританцовывая и смешно размахивая длинными руками, к выходу. У дверей он задержался, как бы что-то обдумывая, повернулся и спросил:

— Слышали новость?

— Смешная? — спросил Семин.

— Не очень. — Актер сложил кончики пальцев в щепотку. — У администратора пансионата сперли тридцать тысяч.

— Не тридцать, а двенадцать, — сказал Семин. — Я уже слышал об этом. Милиция приезжала. Бред, но интересно.

— Возможно, и двенадцать, — послушно закивал Миронов и, оправдываясь, добавил: — Скорее всего двенадцать, тридцать уж больно много.

— Двенадцать тысяч точно, администратор получил наследство, — сказал Семин.

— Ну и дурак, надо было держать в сберкассе. Верно? — Актер тронул Зотова за рукав.

— Не знаю, — ответил тот и отстранился. — Я иду играть в шахматы. Говорят, что слепой профессор — прекрасный шахматист.

— Слепой — и шахматы? — удивился актер. Посмотрел на Марину и, как бы оправдываясь, сказал: — Деньги, может, найдут?

— Наша милиция найдет. Смешно… — Семин махнул рукой и пошел к выходу.

Глава 4 ПРЕСТУПНИК

— Советский суд ставит перед собой широкую задачу: наказание и исправление не только виновного, но и воспитание других людей, в той или иной мере сопричастных с судопроизводством и судебным разбирательством.

Прокурор смотрит на председателя и продолжает:

— В последнее время в нашей практике наблюдается, на мой взгляд, неправильная и даже опасная тенденция. Обнаружив преступление, мы начинам искать причины правонарушения не столько в самом субъекте, сколько в его окружении. Родители, школа, комсомол, коллектив сотрудников, на мой взгляд, превратились в соучастников преступления.

Дежурной фразы: «а где были…», «на что смотрели…», «почему не остановили…», как правило, оказывается достаточно, чтобы зачастую абсолютно порядочные люди опустили головы и безропотно подставили эти головы под руку закона либо общественного мнения… Прошу понять меня правильно: я, как каждый советский человек, за коллектив, за коллективную заботу и ответственность за любого из его членов. У нас очень любят повторять: «Каждое сомнение толкуется в пользу подсудимого». Прекрасный принцип! Только почему о нем, так же как о презумпции невиновности, вспоминают только в связи с личностью и никогда в связи с коллективом? Окружение преступника виновато всегда безоговорочно, и вина его не требует доказательств. Такое положение является грубейшим нарушением социалистической законности, лазейкой для людей нечистоплотных и ведет к самым пагубным последствиям.

Делая подобное отступление, я преследую конкретную цель: если в формировании подсудимого как преступника виноват кто-либо из его окружения, то вина последнего должна быть доказана так же скрупулезно, как я, представитель обвинения, доказываю вину подсудимого.