Пирамида

Потерпевшая пояснила, что именно он в туалете на территории вокзала ст. Мары нанес ножевые ранения. Протокол зачитан вслух, записан верно и прочитан в переводе на туркменский язык.

За неграмотного – (подпись).

В качестве переводчика приглашен гр. Кадыров, который предупрежден по ст. 203 УК ТССР за ложный перевод.

Подпись опознанного: В. Клименкин.

Опознание произвел ст. лейтенант ст. следователь станции Мары

Ахатов.

Все. Уместилось на одной стороне листа.

Подчеркнут карандашом год рождения Семенова Григория. Абзац «Потерпевшая…» отчеркнут слева двумя синими карандашными чертами.

Беднорц говорил мне, что если бы в протоколе было добавлено: «Она опознала его по коричневому пиджаку, по волосам и по заиканию», то защищать Клименкина было бы значительно труднее. Промахнулся Ахатов.

И все же – разница в возрасте «предъявленных граждан»… Но что значит эта разница перед подписью в графе опознанного!

И, конечно, Каспаров. Который вмешался потом.

Ставлю себя на место Ахатова. Как все хорошо и четко! Преступник молниеносно арестован и тут же опознан самой потерпевшей! Чего же вам еще?

Ах, этот правдолюбец Каспаров… Ну зачем он высунулся? Что ему, больше всех надо? Зачем?!

Алла рассказывала: на втором процессе судья Алланазаров спросил Ахатова:

– Чем, по-вашему, объясняются показания Каспарова, которые противоречат вашим?

Ахатов аж вскинулся:

– Он до того купленный, что трудно представить!

И Ахатов, и Бердыев, который держал Клименкина на опознании за руку, и Гельдыев, присутствовавший на опознании, и врач Кадыров – все старались потом показать, что Каспарова вообще на опознании не было. И показания его, следовательно, – чистая ложь.

На четвертом процессе Каспаров не в первый раз заявил, что он вместе с милиционером Бердыевым конвоировал на опознание обоих Семеновых.

Аллаков спросил Бердыева:

– Кто конвоировал Семеновых?

– Два сотрудника милиции, – честно сказал Бердыев.

– Одним из них были вы?

– Да.

– Кто был второй?

– Не знаю.

– Может быть, Каспаров?

– Нет.

– А Каспарова вы вообще знаете?

– Не знаю и знать не хочу! – в сердцах сказал Бердыев.

Допрос Григория Семенова, который был судим в 1969 году за кражу. Освобожден 24 апреля, ехал домой. Допрашивал Ахатов – что же удивительного, что Семенов подписался под словами: «…нас доставили в больницу, где одна больная женщина при мне указала на Клименкина и сказала, что он ранил ее…»

Покойный Анатолий Семенов: «16 апреля 1969 года осужден к двум годам лишения свободы. 29 июня 1969 приехал в Мары будучи освобожден условно-досрочно». Условно-досрочно! Как же легко было Ахатову надавить… И вот: «Сегодня нас всего пять человек в больнице, показали одну старуху, где она указала на Клименкина и сказала, что он ранил ее». Ахатовское косноязычие, однако та же четкая формулировка в конце.

Вот они, петли, опутывающие человека. А что сделаешь? Здесь – власть Ахатова, которого можно понять: он работает. И работает по-своему хорошо. По-своему.

Допрос Гриневича, соседа Клименкина по общежитию, двадцатилетнего парня. С испугу, видно, но он на приятеля своего клепает. Не без помощи Ахатова, конечно, – записано ведь им.

Наконец, допрос самого Клименкина, произведенный на этот раз не Каспаровым, а Ахатовым, хотя показания написаны Клименкиным собственноручно:

«…Затем они подняли подушку и матрац Гриневича и показали мне мой нож, но откуда они вытащили, я не заметил, так как я одевался. Нож принадлежит мне, так как в 1969 г. летом на работе изготовил я сам… Будучи в вокзале, я с собой этого ножа не брал, на территории вокзала я ни с кем не ссорился и никому ножевые ранения не делал. 26 апреля в больнице меня опознала одна женщина и сказала, что я ей порезал, но я этого не делал. Ножа моего забрали работники милиции».

Еще одна победа Ахатова. «26 апреля в больнице меня опознала одна женщина и сказала…»

Или это правда? И не прав Каспаров, утверждавший, что женщина молча и неопределенно рукой махнула? И меня посетили здесь сомнения, которые посещали, наверное, многих, читавших эти страницы. Ведь написано собственноручно. Как же не радоваться Ахатову? Четкая, последовательная, логичная работа…

И тут же подкрепление – очная ставка Клименкина и Семенова Анатолия. Клименкин говорит: «Прощался и поцеловал в щеку Григория, уходя с вокзала домой». Семенов: «Не прощался».

И те же расхождения с Семеновым Григорием на очной ставке.

Казалось бы, что значит этот поцелуй, не все ли равно, прощался или не прощался, целовал или не целовал. Но нет. Значит. Получается, что Клименкин лжет. Пусть по малому поводу, но – лжет. Наши эмоции не на его стороне, и сомнение, которое возникло после его допроса, растет…

Очная ставка: Клименкин – Гриневич. Опять расхождение. Клименкин утверждает, что не подкладывал нож под подушку Гриневичу. Гриневич повторяет, что, когда перестилал постель, ножа не видел. Следовательно…

И тут подключается к ведению дела старший советник юстиции прокурор Джумаев.