Пирамиды роста

– Засудим их по полной программе! – Вика решительно положила ей руку на плечо. – Реклама – это дикие бабки!

Усталость с дороги, натиск земляков, растерянность, отвращение, стыд и беспомощность отняли последние силы. Ролик нахлестал по щекам так, что они, не унимаясь, горели. Захотелось убежать, спрятаться под одеялом и никого не видеть. Или встретить Аду и Ларису, сорвать с Ларисы пристёгнутую косу и дать обеим по морде тортом, как делают в кино. И больше не возвращаться на телевидение.

– Нам пора, – сказала Валя упавшим голосом.

– Так чайку подкипятим! За хорошими конфетами в бакалею уж послали! – замахала руками директорша.

– Потом подойдём, – соврала Валя и начала двигаться к служебному выходу.

– Людей-то зачем обижать? Люди выходнющие платья надели! Что ты Аллу Пугачёву из себя строишь? – неожиданно перегородила ей дорогу соседка. – Ты тут, Валюш, выросла!

Валя не удостоила её даже взглядом, а выходя, погладила по плечу Нину, и та бросилась ей на шею, прижалась как ребёнок и всхлипнула.

– Где найти машину до Берёзовой Рощи? – спросила Валя нотариуса, как самого вменяемого в этой компании.

– Айда в кабинет, племяшу позвоню, – кивнул он.

Помог Вале с Викой пробраться сквозь строй возбуждённых продавщиц и запер дверь на ключ, когда они попытались вломиться. В кабинете было тихо, на окне алела герань, висела карта СССР и тикали старые настенные часы.

– Оно тебе надо, в Берёзовую Рощу? Там пусто. Хотели дома снести, распахать, гречкой засеять, да в совхозе тоже проворовались…

– Мне надо! – сказала Валя. – Ещё на два кладбища: к бабушке на старое, к отцу – на новое. И в барак на Каменоломку.

– Охота пуще неволи. Да только бараки на Каменоломке сгорели. Один сгорел, люди вышли с плакатами, их в новый дом заселили. Другие, дураки, тоже стали жечь, а им – кукиш с маслом! Пожарные заключение дали, что сами пожгли.

– И куда они делись?

– Кто куда. И старое кладбище, где твои дед с бабкой, распахали. Богатые там себе дома с бассейнами заделали, газоны завели!

– Могилы распахали? – не поверила своим ушам Валя, не обратив внимания на его оговорку «дед с бабкой».

– Дали начальству денег да распахали. А на новое племяш отвезёт, – он начал крутить пальцем диск допотопного телефона.

– Кажется, ко всему привыкла, но иногда просто край, – прошептала Валя. – На бабушкиной могиле бассейн, а этот поганый ролик идёт на всю страну!

– Нормальный ролик, просто чем пошлее, тем башлее, – скривила губы Вика.

– Сеня, едь ко мне живенько! – закричал нотариус в телефон. – Свозишь за деньги в Берёзовую Рощу да на новое кладбище! Как миленький доедешь. И слышать ничего не хочу. Ноги в руки и газуй.

– С рекламой всегда дурят. У нас одна с актёрского снималась на диване в купальнике, потом сказали, тебе пакет из макдака приносили на съёмке? Ты его сожрала? Это и был твой гонорар! И вали отсюда по-тихому! – Вика внимательно рассматривала карту СССР на стене кабинета. – Придётся тебе опять на съёмку не выходить, иначе Адку не отожмёшь – она железобетонная.

– Сей момент примчится, – пообещал нотариус. – Сенька, конечно, парень здоровый. Но деньги надо бы в городе оставить. Все знают, что ты квартиру продала, а у нас за такую сумму сто раз убьют. Коли вечерним поездом едешь, на почту зайди да матери переводом пошли.

– Ничего, прорвёмся, – махнула рукой Валя.

– Не жалеешь, что уехала? – вдруг спросил нотариус. – Медсестрой бы работала, все б тебя уважали.

– Я и в Москве почти медсестрой работаю. А телевидение – это так.

– С другой стороны, тут мужиков вымело. Толковые на заработки рванули, на щебёночном осталась пьянь да рвань. Матери привет большой, – продолжил нотариус. – Мать у тебя красавица была, сколько парней по ней сохло!

Стало слышно, что он один из сохших.

– И сейчас красавица, – поддакнула Вика.

– Замуж-то в Москве не вышла? – небрежно спросил нотариус.

– У неё одна любовь – пудель! – улыбнулась Валя. – Так что приезжайте свататься.

– Пошутил я, – смутился нотариус. – Старый уже. Выглядишь хорошо, молодильные яблочки небось ешь. Сама-то за кем замужем? Не пойми чего в газетах пишут.

– Не замужем.

– Про тебя и депутата Горяева бабы болтают. А я думаю, на кой ляд ей старый ворюга? У вас там в Москве парень есть толковый, ансамбль у него называется «Лю́бе», – он назвал группу «Любэ» с ударением на первом слоге. – Поёт своей Любе душой, остальные как козлы блеют. Ты б вот с ним и закрутила.

В дверь настолько грубо забарабанили кулаком, что у нотариуса удивлённо взлетели седые брови. Он неторопливо открыл, и, чуть не опрокинув его, влетела Ленка, дочь мента дяди Коли.

– Я, Валь, теперь по-хорошему пришла! – затараторила она и сунула Вале в руку пакетик. – Серёжки девчонке твоей, хоть она и наглая. Золотые! Христом-богом прошу, помоги моей дочке! Болезнь страшная, в Москве лечат!

Валя аж отпрыгнула от неё, пакетик упал на пол:

– Лен, ты ж тупой не была, что с тобой стало?