Пирамиды роста

– На что тебе на кладбища ехать? Уж я сама отцову могилку смотрю! Надо ж погостить, пирогов поесть, люди по тебе соскучились! – запричитала соседка, назначившая себя Валиным импресарио и наобещавшая всем доступ к её телу.

– Не могу, съёмки, – соврала Валя, не понимая, как остаться ночевать в этой квартире.

Окрылённая Нина и огорчённая соседка бросились к нотариусу.

Валя снимала со стен материны вышивки, натянутые на картонки, отцов портрет Есенина, ещё какие-то мелочи. Остальное мать забрала, когда приезжала на похороны.

Хрустальная ваза на телевизоре осталась здесь, потому что сзади по ней ползла трещина. А постельное бельё, одеяла и подушки, сложенные стопкой в шкафу, были старыми и выношенными.

– Видишь, что остаётся от жизни целой семьи, – упавшим голосом сказала Валя, когда все памятные мелочи уместились в спортивную сумку.

– А ты? – укоризненно глянула на неё Вика и сфоткала её.

И обе засмеялись, хотя было грустно и хотелось, чтобы сюда скорее вселились люди и заполнили это больное пространство детскими голосами и запахами еды.

Сделку оформили быстро. К нотариальной конторе, обустроенной в задней комнатке магазина, сбежалась толпа. Пожилой нотариус с рябым лицом сидел в честь приезда Вали в красном галстуке и белой рубашке.

Бабы из магазина принесли книги, календари, тетрадки, записные книжки, листы бумаги. Соседка сложила это в кучу и заставила Валю везде расписаться. Деньги считали вчетвером: нотариус, соседка, Нина и Вика.

– Самый счастливый день моей жизни! – выдохнула Нина и заплакала. – Бог-то есть!

А соседка важно сказала:

– Беги за мужиком! Обмыть надо, у меня всё заготовлено.

Но тут вошла покрасневшая от смущения директорша магазина, эдакая необъятная дебелая кадушка:

– Здрасьте, Валентина! Вы меня помните? Я – Косаревых Таня. Вот вам от нас с любовью большой! Покушайте, всё свеженькое.

И протянула огромный пакет, полный гастрономического ассортимента.

– Помню, конечно, ты маленькой была, когда я уезжала. Родители как? – спросила Валя и отстранилась от пакета.

– Сынок в школу пошёл, муж – военный, – отчиталась директорша. – Отец скрипит, а мать-то от рака прямой кишки за вашей бабушкой ушла, та её чагой держала. Надерёт с берёзы, натрёт на тёрке, настоит на тайной траве да принесёт. Как ваша бабушка ушла, и так, и этак настаивали, а помогать перестало. Гостинчик возьмите – от сердца собирали!

– Куда ж мне его? – пожала плечами Валя. – Разве что колбасы с сыром нарезать да вина купить, Нине квартиру обмыть!

– Это мы враз! – кивнула директорша и вышла из комнаты с кличем: – Бабы, запирай магазин, накрывай столы! Выгоняй очередь!

Когда участники сделки вышли в торговый зал, там уже стоял стол, покрытый клеёнкой, а на нём чего только не было. Стайка продавщиц глазела из угла, а за запертой стеклянной дверью безмолвно толпилась изгнанная очередь.

Молодая директорша разлила водку в рюмки, чашки и одноразовые стаканчики, но застеснялась, покраснела и попросила сказать тост нотариуса. Тот откашлялся, поправил очки, пригладил седые усы:

– В этот торжественный день поднимаю тост за нашу почётную землячку! Мы гордимся людьми нашего города! И пусть ей… всё сложится в работе и личной жизни!

Видимо, последние годы он больше специализировался на похоронных тостах, но никто не обратил на это внимания, и народ гурьбой двинулся к Вале чокаться. Все заговорили одновременно, засыпали её вопросами про жизнь, про известных людей, про выборы президента, про московскую моду. Короче, кто в лес, кто по дрова.

И она не понимала, как отвечать, чтобы быть и честной, и понятной. Ведь в городке говорили и думали на ином языке, чем в Москве. И им всем важно было прокричать в ухо своё, приобнять, прикоснуться, постоять рядом. Да ещё притащили фотоаппарат-мыльницу и по очереди вставали рядом, чтобы запечатлеться на память.

Вокруг пестрели прилавки с товарами, в стеклянную дверь и окна терпеливо таращилась изгнанная очередь. Казалось, снимается странная многонаселённая телепередача, только публика в студии отгорожена стёклами. Вика фотографировала всё это и одновременно запихивала в Валю бутерброды, понимая, что спокойно поесть ей не дадут. А потом вдруг потащила Валю в угол, где над прилавком без звука работал маленький телевизор.

Валя подняла глаза и застыла на месте: на экране появились кадры из фильма «Лесной богатырь». Она в дурацком кокошнике набирает воду из колодца, потом будто наливает её из бутылки в стакан в студии «Берёзовой рощи», пьёт, улыбается во все зубы и через экран бегут буквы «Лесной источник» – вода на всю жизнь…».

И всё это вместе так убого, фальшиво, безвкусно, словно создатели ролика надрывались именно в эту сторону. Валя с Викой уставились друг на друга, как пережившие коллективную галлюцинацию, а люди в магазине смолкли.

– Уж стока дней на тебя любуемся! – прокомментировала соседка. – Что ж они папашу Викиного с тобой воду пить не сняли? Такой красавчик с лица!

– Но я же договор не подписывала, – растерянно прошептала Валя Вике.