– Эта гнилая шалашовка? Блин, на день не отъедешь! – вскочила Вика. – Я её так уделаю, враз отвянет!
– Это его выбор.
– Какой, на фиг, выбор? Ему болтометр было сунуть некуда, а тут – скважина в собственном доме, – расстроилась Вика. – Замещенец чёртов!
– Кто?
– Замещенец – это когда слез с травы и перешёл на бухло. Такими гамбургерами бросаешься, лучше б мне отдала!
– Свен тебе в отцы годится, – рассмеялась Валя.
– Чья бы корова мычала! А то Горяич тебе в отцы не годится!
Ночью Вале снова не спалось, в голове пульсировала фраза этого странного Олега Вите с лопаточкой для запихивания ваты в беломорину: «Телик только инструмент, подумай, что именно хочешь делать этим инструментом?» Никак не получалось ответить на него умней, чем Вика, тоже бормотала самой себе про то, чтоб все стали лучше и чтоб всё стало лучше. Но кто ж этого не хочет?
На следующий день позвонила Соне, рассказала о съёмках со Славой Зайцевым.
– Ох, рыбонька, я тобой горжусь! Всегда говорила, ты – чумовая! – обрадовалась Соня. – Как это было?
– Странно было, говорю, а голос от страха как со стороны слышу, хоть микрофон ко мне пришпилен. Я ж, когда лечу, больного как облаком энергии оборачиваю, а тут Славу обернула. И знаешь, ощущение, что студия всё это усиливает, будто воздух становится подсвеченным. Думаю, хорошие ведущие могли б лечить своей энергией.
– А Слава?
– Так он – гений, ему всё равно, от него свет идёт. И говорила не по писаному, а от себя. Я же, Сонь, без роду, без племени. Меня никто в жизни, кроме тебя, Юлии Измайловны и Виктора, слушать не хотел, а теперь вся страна будет слушать. Как это?
– Да что там слушать? Будут на тебя смотреть и выздоравливать!
– Сонь, Свен живёт с домработницей! Захожу – она в халате вяжет на кухне! – пожаловалась Валя.
– Сам не «ам» и другим не дам? – остановила её Соня. – Забыла, как подстелила себе в Москве Соломкина, чтоб больно не падать?
– Так Юрик нулевой во всех смыслах, и я у них ни миллиметра не оттяпала. Жила там, мыла-чистила, как Золушка. Свекровь за меня свечки ставит – вторую квартиру с завода стрясла, – возразила Валя. – Но Свен другое дело, Свен – мечта любой бабы, мог хоть на дочке Ельцина жениться!
– Знаешь, рыбонька, меня тоже Юккина родня считает русской пираньей. Притрутся, и будет эта домработница с его коллекции музыкальных шкатулок пыль стирать, как я с Юккиных камней.
– Эта не будет!
– Хочу к тебе, рыбонька! Ты на телик заделалась, Вика – школу кончила, Свен – на бл….. нарвался! Жизнь! – вздохнула она. – А у нас пожрать да поспать, поспать да пожрать. Куда ни глянь, везде шестнадцать. С испанцем шашни накрылись, у него сын родился, больше его ничего не интересует. Звонит рассказать про детские зубки и какашки. Ищи, рыбонька, пристойную гостиницу, приеду к тебе порезвиться.
– Давай скорей! Соскучилась до дрожи! Сонь, что за родственники у Юлии Измайловны, у которых ты в Питере от ментов пряталась? Вике так мозги вправили, что хочет поступать и про блокаду Ленинграда рассказывает.
– Это, рыбонька, святые люди. Я ж им первым тогда Юкку показала, он в меня вцепился, как черт в грешную душу. А я и не знала, что делать, вроде прошло время искать фирмача. Они глянули, говорят, «вы – пара». Представляешь?
– Вика сказала, они единственные дети в доме, что блокаду пережили. Остальные от голода умерли.
– Они и Юкке это рассказывали, а он им про то, что чухонцы держали блокаду. За день до начала войны высадили десант, арестовали наших посольских и собирались взорвать шлюзы Беломорканала! И что Маннергейм всё врёт в своих воспоминаниях!
– Кто? – не поняла Валя.
– Рыбонька, я тебя жутко люблю, но как ты при своём необъятном культурном багаже будешь вести передачу? – ужаснулась Соня.
– Катя мне заранее пишет текст, а у неё голова – Дом советов, – успокоила Валя. – Сонь, я б училась, но мне их кормить надо. Так кто это?
– Маннергейм, считай, что финский Жуков, но сложнее.
– Жукова знаю, ему памятник поставили на лошади перед Красной площадью. Рядом ворота построили, красные, каменные. Теперь на Красную площадь только через ворота.
– Да ладно!
– Приезжай, увидишь…
Вскоре позвонила Рудольф:
– Беги, Лебёдка, за газетами. Как бы, рекламу «Берёзовой рощи» проплатили. Катька готова второй сценарий клепать.
– Правда? – обрадовалась Валя.
– Я в своём весе и возрасте похожа на балалайку?
– Ад, а что, если вторую передачу сделать про молодёжь и секты? – осторожно предложила Валя, чтоб хоть как-то пристроить к делу Вику. – Ведь это такая важная тема.
Повисла пауза.
– Лебёдушка, ты меня поражаешь. На вид дура дурой, а коллективное бессознательное открываешь, как бутылку пива зубами! – восхитилась в своей манере Ада. – Это как с названием передачи, начальство канала от него в бешеном кайфе. Как же ты его с лёту придумала?
Валя хотела спросить, что такое «коллективное бессознательное», но постеснялась, а только сказала:
– В мире существует шестьдесят видов берёзы…
– Вопрос был риторический, – перебила Ада. – Чеши покупать газеты!