Пиранези

Вода по-прежнему спадала. Когда над ней выступили Пьедесталы нижнего яруса Статуй, я задумался, как нам слезть с Рогатого Великана. Вернуться прежним путем мы не могли — Рафаэль не запрыгнула бы обратно на Карниз. (Да и сам я не уверен, что справился бы.)

— Пойду добуду что-нибудь, чтобы ты могла слезть, — сказал я. — Не волнуйся. Я вернусь как можно скорее.

Я повис на Туловище Рогатого Великана и спрыгнул. Вода была мне ниже пояса. Я добрел до Третьего северного Зала и взобрался по Статуям туда, где спрятал свои вещи. Все было забрызгано Водой, однако не промокло. Я взял рыболовные сети, бутылку Пресной Воды и немного сухих водорослей. (Важно поддерживать тело пищей и не допускать обезвоживания.)

Я вернулся в Первый западный Зал. Вода уже была мне только по колено. Я снова залез на Рогатого Великана, дал Рафаэль попить и убедил ее съесть немного сушеных водорослей (хотя, мне кажется, ей не очень понравилось). Потом связал рыболовные сети вместе и закрепил на Руке Великана. Они не доходили до Плит на полметра. Я показал Рафаэль, как по ним спуститься.

Мы прошли через Первый Вестибюль, поднялись по Большой Лестнице — подальше от Воды — и сели на Ступени. Мокрая одежда липла к телу. Мои волосы — темные и курчавые — были все в капельках, как Облако. При каждом движении я сеял дождем.

Здесь нас нашли птицы. Чайки, грачи, черные дрозды и воробьи расселись на Статуях и Перилах и защебетали, закричали, обращаясь ко мне разными голосами.

— Не надо волноваться, это скоро кончится, — сказал я.

— Что? — Рафаэль даже вздрогнула от неожиданности. — Не поняла.

— Я говорил с птицами. Они тревожатся, что везде так много воды. Я им говорю, что скоро она уйдет.

— А! — воскликнула Рафаэль. — Ты… Ты часто разговариваешь с птицами?

— Да, — ответил я. — Но тебе незачем делать удивленное лицо. Ты и сама с ними разговаривала. В Шестом северо-западном Зале. Я слышал.

Она удивилась еще больше:

— Что я им сказала?

— Ты велела им отвалить. Ты писала мне послание, а они тебе мешали, летали у тебя перед лицом и над словами, пытались сообразить, что ты делаешь.

Рафаэль на мгновение задумалась.

— Это было то послание, которое ты стер? — спросила она.

— Да.

— А почему ты его стер?

— Потому что Дру… Потому что доктор Кеттерли сказал, ты мне враг и если я прочту, что ты мне пишешь, то сойду с ума. Поэтому я стер послание. Но в то же время мне хотелось его прочесть, и я стер его не до конца. Я не очень логично поступил.

— Он устроил тебе ужасную жизнь.

— Да, наверное.

Мы помолчали.

— Мы оба промокли насквозь и замерзли, — сказала Рафаэль. — Может, пойдем?

— Куда? — спросил я.

— Домой. В смысле, мы можем пойти ко мне и обсушиться. А потом я отведу тебя домой.

— Я дома.

Рафаэль поглядела, как плещет о Стены мутная серая Вода, на Статуи, с которых по-прежнему капало.

— Здесь обычно гораздо суше, — быстро сказал я на случай, если она решила, будто в Доме всегда так сыро и неприветливо.

Но Рафаэль думала о другом.

— Я кое-что должна тебе сказать. Не знаю, помнишь ли ты, но у тебя есть мама и папа. И две сестры. И друзья. — Она заглянула мне в лицо. — Помнишь?

Я мотнул головой.

— Они тебя искали. Только не знали, где на самом деле надо искать. Беспокоились о тебе. Они… — Она отвела взгляд, подыскивая правильные слова. — Им было плохо, потому что они не знали, где ты.

Я задумался.

— Мне грустно думать, что папе, маме, сестрам и друзьям Мэтью Роуза Соренсена плохо, — сказал я. — Но не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

— Ты не считаешь себя Мэтью Роузом Соренсеном?

— Не считаю.

— Но у тебя его лицо.

— Да.

— И его руки.

— Да.

— Его ноги. Его тело.

— Все это правда. Но сознание — не его, и я не помню того, что было с ним. Это не значит, что его нет. Он здесь. — Я прикоснулся к груди. — Но я думаю, он спит. С ним все хорошо. Не надо о нем тревожиться.

Рафаэль кивнула. Она была не такая, как Другой, не лезла спорить и возражать по любому поводу. Мне в ней это нравилось.

— Кто ты? — спросила она. — Если не он.

— Я — Возлюбленное Дитя Дома.

— Дома? Что за дом?

Странный вопрос! Я развел руки, показывал Первый Вестибюль, Залы за Первым Вестибюлем, Всё.

— Вот Дом. Смотри!

— А. Поняла.

Мы ненадолго замолчали.

Потом Рафаэль сказала:

— Я должна кое о чем тебя спросить. Готов ли ты пойти со мной к родителям и сестрам Мэтью Роуза Соренсена — чтобы они вновь увидели твое лицо? Им станет куда легче, если они узнают, что он жив. Даже если ты уйдешь — я хочу сказать, если ты решишь вернуться сюда, — им все равно будет легче. Что ты об этом думаешь?

— Я не могу сейчас об этом думать.

— О’кей.

— Здесь у меня Человек с Коробкой из-под Печенья… и Скорченное Дитя… и Обитатели Ниши. Я должен учитывать их нужды. Они в непривычной обстановке, им может быть не по себе. Я должен вернуть их в положенное место.

— Здесь есть другие люди? — изумилась Рафаэль.

— Да.

— Сколько?

— Тринадцать. Те, кого я сейчас назвал, и еще Завалившийся Человек. Но Завалившийся Человек обитает в одном из Верхних Залов, а дотуда Потоп не дошел, так что его или ее переносить не надо.