С возрастом ошеломляющий мертвенно-бледный макияж Елизаветы становился все ярче. Она старалась спрятать шрамы от оспы, морщины и почерневшие зубы, подкладывала за щеки мягкую ткань, чтобы выглядеть моложе. Во всем этом убранстве она являла придворным и народу искусственный образ. Свинцовые белила и уксус, смешанный с яичным белком, придавали ее лицу призрачное царственное сияние, на губах алела киноварь. Свинец разъедал ее кожу, а киноварь (токсичный сульфид ртути) медленно отравляла ее каждый раз, когда она проводила языком по губам.
Скрывая признаки старения, эти косметические средства одновременно подтачивали ее тело и разум. К признакам отравления ртутью относятся мышечная слабость, сыпь, перепады настроения, потеря памяти, нарушение речи, зрения и физической координации, особенно при ходьбе и письме, онемение или покалывание в руках и ногах. Елизавета периодически страдала от всех этих симптомов.
Великое достижение Дрейка неумолимо отодвигалось в прошлое, а ему тем временем приходилось бороться с превратностями судьбы. Его жена Мэри умерла в конце января 1581 г.; ее похоронили в Плимуте. Детей у них не было, но Дрейк взял под опеку племянника жены, Джонаса, оставшегося сиротой, когда его родители умерли. После смерти Мэри Дрейк какое-то время жил в аббатстве Бакленд до того, как снова покинул Англию.
Он стал членом парламента, хотя на этом поприще не проявлял особенной активности и не сделал ничего выдающегося. Дрейк оказался на этом месте так же, как стал мэром Плимута, – скорее символически, а не потому, что питал склонность к законотворчеству. Законопроекты, которые ему представляли, в основном касались вопросов торговли, редко вызывали у него интерес или как-то соотносились с его опытом, за исключением одиозного закона о борьбе с пиратами и пиратством, который он решительно отказался одобрить. Свою позицию он объяснил тем, что считает себя убежденным сторонником королевы. Подобные заявления можно было делать сколь угодно часто. Несмотря на все это, главным и славнейшим делом его жизни оставалось кругосветное плавание.
В радостной шумихе, поднявшейся вокруг украденных богатств, привезенных Дрейком в Англию, подлинное значение его необыкновенного путешествия – первого по-настоящему успешного кругосветного плавания – отошло на второй план. Нигде не рассказывали о тех, кто погиб в пути, служа короне, об их приключениях и открытиях. Это была пиратская экспедиция, а не научное путешествие. Самого Дрейка мало интересовали необыкновенные природные явления, с которыми ему довелось столкнуться, приливы и штормы, звезды и планеты, многообразие незнакомой растительной и животной жизни, изумительные геологические образования, диковинные обычаи и умения жителей новых земель, – его интересовала только их непосредственная стратегическая ценность.
Проявляя бесконечную изобретательность на море, он редко останавливался, чтобы поразмышлять обо всем, что видел и совершил. Для исследователя мира и первого успешного кругосветного путешественника в истории его взгляды оставались на удивление узкими. Он пробыл на чужбине три года, десятки раз рисковал жизнью и видел мир таким, каким его не видел ни один другой англичанин, но он оставался все тем же Фрэнсисом Дрейком, который покинул Плимут в 1577 г., движимый взрывной смесью веры, жадности, неугомонности и бесстрашия.
На родине он столкнулся с критикой и завистью. Когда Дрейк хотел преподнести Уильяму Сесилу, входившему в ближний круг королевы, 10 золотых слитков, захваченных на корабле серебряного флота Испании (целое состояние), тот во всеуслышание заявил, что не принимает в подарок краденое добро. Поступок Сесила нанес болезненный удар по самолюбию Дрейка. В другой раз во время званого ужина Дрейк начал хвастаться своими дерзкими набегами на испанцев, и граф Сассекс, считавший его грубияном и выскочкой, возразил, что захват невооруженного судна вряд ли можно считать великим подвигом. Дрейк настаивал на своем, пока граф Арундел не осадил его, назвав бесстыжим наглецом. Дрейк действительно был грубым выскочкой по сравнению