Пират ее величества. Как Фрэнсис Дрейк помог Елизавете I создать Британскую империю

Не желая воевать с Испанией, рассказывал Мендоса своему королю, они попытались «искусить меня, клятвенно пообещав, что, если я перестану бранить Дрейка, я могу рассчитывать на 50 000 крон вознаграждения для себя или любого другого человека, на которого я укажу». Но он, конечно, не согласился: «Ни это, ни какое-либо другое предложение не заставит меня даже на волосок отступить от моего долга перед Вашим Величеством». Это пылкое заявление невольно заставляло подозревать, что именно это он и собирался сделать.

Огромное, но словно бы не существующее состояние, похищенное Дрейком, по-прежнему не давало Мендосе покоя. Его возмущало, что «против него не найти никаких доказательств, и сколько он на самом деле украл, остается неизвестно, хотя даже из тех меморандумов, что мне прислали, вырисовывается огромная сумма». Пытаясь достучаться до Филиппа II, Мендоса предупреждал: «Дрейк тратит больше денег, чем любой другой человек в Англии, и то же можно сказать обо всех, кто вернулся с ним из плавания».

А как насчет усыпанной драгоценностями диадемы, которую Дрейк подарил королеве? «Она надела ее на Новый год, – напомнил Мендоса Филиппу II. – В ней пять изумрудов, три из них длиной почти с мизинец, и два круглых, общей стоимостью 20 000 крон, – хорошо известно, что они добыты в Перу». Ему не нужно было напоминать королю, кому по праву принадлежат эти камни. «Он, как здесь принято, преподнес королеве новогодний подарок – бриллиантовый крест стоимостью 5000 крон». Впрочем, щедрость Дрейка покоряла далеко не всех. Лорд Берли отказался от 300 крон, заявив, что Дрейк их просто украл. Граф Сассекский по той же причине презрительно отверг предложенные Дрейком 800 крон. Но с королевой дело обстояло совершенно иначе. Мендоса стонал от отчаяния, описывая ее задушевные отношения с рыжеволосым пиратом из Девона. «Королева публично проявляет необычайную благосклонность к Дрейку и подолгу разговаривает с ним». И это еще не все. «Она приказала доставить его корабль на берег и поместить его в свой Арсенал недалеко от Гринвича как диковинку». Выставлять напоказ корабль, причинивший испанцам столько вреда, было явным оскорблением.

Для Мендосы это выглядело так, будто мир перевернулся с ног на голову. Пират Дрейк не посажен в тюрьму, не предан суду и не казнен. Вместо этого в награду за воровство он наслаждался благосклонностью королевы и бог знает чем еще. И все это время Елизавета, искусная лицемерка, по-прежнему отрицала, что Дрейк вернулся в Англию из своего трехлетнего путешествия на край света с чем-то ценным.

24 июня Мендоса с досадой писал королю Испании: «Я не могу передать Вашему Величеству всю глубину неискренности поступков королевы и ее министров. Помимо того что она говорит прямо противоположное тому, что до этого написала, она ежеминутно противоречит мне, когда мы разговариваем». Ему удалось довольно точно запечатлеть способ действий Елизаветы – так она вела себя не только с дипломатами, но и с любовниками, министрами и шпионами. Она была на войне, но она не воевала. Она была влюблена, но она не любила. В своем правлении она разыгрывала грандиозную импровизацию, оставляя всех вокруг в замешательстве и сомнениях.

В середине января Мендоса узнал, что королева выдала Дрейку 10 000 фунтов «из денег, хранящихся в Тауэре». Эти деньги Дрейк украл у Испании. Тем не менее «в подписанном королевой сопроводительном документе говорилось, что это награда [награда!] за его плавание». Мендоса подозревал в этом деле еще более зловещую подоплеку – возможно, на эти средства собирались снарядить новую экспедицию для ограбления Испании. Он выяснил, что, по словам матросов, Дрейк должен был разделить между ними добычу, но, как и предполагал Мендоса, «он этого не сделал, и не свел счеты ни с кем из тех, кто был связан с его плаванием, а просто держит их в своих руках, время от времени выдавая какие-то суммы, чтобы заставить их участвовать в следующем морском походе».

Уже ходили слухи, что Дрейк уговаривал королеву снарядить огромный флот из десяти кораблей и отправить его в Индию на любых условиях, какие она сама сочтет подходящими. Для испанцев это звучало так, будто эти двое сговорились захватить власть над миром.

Филипп II в целом одобрял тактику, выбранную его шпионом по отношению к королеве, Дрейку и министрам. Он побуждал Мендосу разжечь «в обществе страх перед вероятным объявлением войны», внушая, что «те, кто не имеет доли в награбленном, будут несправедливо страдать из-за тех, кто ее имеет». 25 сентября 1581 г. он изложил Мендосе свою линию: «Вы верно поступили, настойчиво требуя обсудить дело Дрейка, и будет целесообразно и дальше подогревать опасения купцов о том, что против них будут применены репрессии, если наши требования не будут удовлетворены. Это заставит их оказать давление на королеву, вынудив ее вернуть добычу и проявить умеренность в других вопросах».