Мерой новой приверженности Англии идее империи могло служить то, что Дрейк, несмотря на его выдающиеся достижения в качестве первого и единственного на тот момент кругосветного путешественника, а также на менее славный, но не менее важный его пиратский вклад в английскую казну, ныне воспринимался в первую очередь как военный лидер (хотя таковым совершенно не был), и его участие в обороне Англии ценилось превыше всего.
Дрейк всегда жил по собственным правилам – он нападал когда хотел, где хотел и на кого хотел, и, несмотря на свою верность королеве, оставлял себе все, что считал нужным. Он никогда всерьез не пренебрегал долгом, хотя его поведение порой вызывало упреки. Дрейк всегда был и оставался зачинщиком, пиратом-изгоем. Геополитические перестановки, начавшиеся с его кругосветного плавания, сыграли важную роль в истории Англии, показав ей, как может выглядеть империя, способная конкурировать с Испанией и в конечном итоге превзойти ее. Дрейк внес свой вклад в создание Британской империи, в сущности, по счастливой случайности. Его кругосветное плавание изначально задумывалось как набег ради окончания всех (испанских) набегов, а не как грандиозное геополитическое заявление, хотя в ретроспективе оно выглядело именно так. Учитывая беспечный темперамент Дрейка, можно сказать, что своим успехом он был обязан скорее дерзости, чем расчету. Если Испания со всеми своими ресурсами оказалась не в состоянии управлять своей империей, то как собиралась справиться с такой задачей миниатюрная Англия? Этот вопрос касался уже не только Дрейка. Он затрагивал всю Англию, а Дрейк чем дальше, тем больше чувствовал себя сторонним наблюдателем в том новом мире, который он помог открыть. Там уже распоряжались другие – Елизавета, Рэли и следующие поколения колонизаторов. Со временем Великобритания создала свою империю, а Испания постепенно уступила этой выскочке всемирное господство.
Пиратство одновременно и вдохновляло, и ограничивало Дрейка. После того как он обогнул земной шар, ему больше нечего было открывать и завоевывать – оставалось только грабить корабли. Пришло время двигаться дальше, но Дрейку идти было некуда. Баклендское аббатство веками служило местной достопримечательностью, но судя по тому, как мало времени в нем проводил Дрейк, роль хозяина этого поместья интересовала его не больше, чем роль члена парламента или мужа своей второй жены. Разгром испанской Армады стал великой победой для Англии, но началом конца для Дрейка.
Филипп II сохранял внешнее спокойствие, однако все причастные к военной неудаче испанской Армады сполна ощутили на себе тяжесть королевского гнева. Главнокомандующему герцогу Медина-Сидония, в котором Филипп II так ошибся, он приказал никогда больше не показываться при дворе (позднее герцогиня убедила короля смягчиться). Диего де Вальдеса на 18 месяцев отправили в тюрьму. Неаполитанец, посылавший в Англию пушки и порох, был пойман и приговорен к четвертованию, причем его разорвали на части не лошадьми, а галерами. Когда Медина-Сидония проезжал по Вальядолиду к своему особняку, ему вслед насмешливо кричали: «Дрейк! Дрейк!» Вдобавок он заслужил унизительное прозвище
Бернардино де Мендоса, бывший посол Испании в Лондоне, окончательно превратился из более или менее заслуживающего доверия шпиона в откровенного пропагандиста, распространявшего лживые слухи о королеве, Говарде и особенно Дрейке – например, он утверждал, что Эль Драке попал в плен к испанцам.