Те, кто знал Дрейка, восхваляли его как величайшего мореплавателя своего времени. Моряк по имени Р. М., сравнивая Дрейка с его ближайшим соперником Джоном Хокинсом, делал выбор в пользу первого. По его словам, «они оба обладали многими достоинствами», и все же он считал Дрейка гораздо более выдающимся мореплавателем и личностью. «Джону Хокинсу были свойственны милосердие, умение прощать и верность слову; сэр Фрэнсис отличался твердостью в примирении и постоянством в дружбе; он был суров и учтив, великодушен и милостив». Оба были честолюбивы, но Дрейк пылал «ненасытным и, пожалуй, не вполне разумным стремлением к славе и почестям». Он «щедро давал обещания и в невзгодах вел себя сдержаннее, чем в удачные времена». Иногда он бывал излишне вспыльчивым, слишком резко осуждал других и «чересчур наслаждался неприкрытой лестью», но в нем не было ни злобы, ни скупости Хокинса. Оба были «великими командирами», признавал Р. М., «но не может быть никакого сравнения между их достойными и благородными качествами, ибо у сэра Фрэнсиса Дрейка их имелось несравненно больше».
Дрейк не раз открыто хвастал огромной стоимостью похищенных им сокровищ. В опубликованном недавно рейтинге делового журнала
Добыча Дрейка, в основном захваченная на испанских кораблях и в испанских поселениях, оказала существенное влияние на Англию и на весь мир. В 1930 г. экономист Джон Мейнард Кейнс предположил, что страсть Дрейка к золоту и серебру предвосхитила рождение Британской империи и современной британской экономики. «Я возвожу начало британских иностранных инвестиций к сокровищам, которые Дрейк похитил у Испании в 1580 г. В тот год он вернулся в Англию на корабле “Золотая лань” с выдающимися трофеями. Королева Елизавета была крупным акционером синдиката, финансировавшего эту экспедицию». Кейнс подробно перечислил, какие преимущества принесли стране сокровища Дрейка. «Из своей доли добычи королева выплатила весь внешний долг Англии и уравновесила государственный бюджет, после чего у нее на руках осталось примерно 40 000 фунтов стерлингов. Эти деньги она вложила в процветающую Левантийскую торговую компанию. На прибыли Левантийской компании была основана Ост-Индская компания, а прибыль от этого крупного предприятия легла в основу последующих иностранных капиталовложений Англии. Так вот, получается, что 40 000 фунтов стерлингов, накопленные под 3 процента сложных процентов, приблизительно соответствуют фактическому объему иностранных инвестиций Англии в различные периоды времени и на сегодня фактически равняются в общей сумме 4 000 000 000 фунтов стерлингов – я уже приводил эту цифру, указав, что таковы наши иностранные инвестиции на данный момент. Таким образом, каждый фунт стерлингов, который Дрейк привез на родину в 1580 г., теперь превратился в 100 000 фунтов стерлингов. Такова сила сложных процентов!»
Не менее примечательным образом изменилось отношение Дрейка к тем людям, которые встречались ему по всему миру. В начале своего пути он был работорговцем, но со временем начал презирать рабство и тех, кто на нем наживался, особенно испанцев. Он жил среди симарронов в Панаме и едва не согласился стать их вождем. В Северной Америке он получил такое же предложение от мивоков (они плакали, провожая его корабли). Он испытывал определенную симпатию почти ко всем, даже к своим заклятым врагам. Сила духа и щедрость выделяли его среди мрачных авантюристов той эпохи. В отличие от Колумба, поощрявшего работорговлю, и Магеллана, видевшего во всех противников, Дрейк чувствовал себя как дома в любом уголке света.
Его прямолинейная отвага снискала ему признание даже в Испании, где историк Франсиско Каро де Торрес, современник Дрейка, так писал о нем: «В своей профессии мореплавателя он был одним из самых выдающихся, которых когда-либо видел свет, и в числе первых обошел вокруг этого света, уступив только Магеллану». Дрейк, никогда не отличавшийся скромностью, мог бы поправить де Торреса. По его мнению, он был «отличным моряком, грамотным и умелым… и в мире не было никого, кто лучше разбирался бы в искусстве мореплавания».