– Не принудят, коли мы твердо будем стоять на своем. Говорю вам, лучше пускай нас разом убьют, чем заставят покориться. Если мы поможем им управиться с урожаем, так для нас найдут какую-нибудь другую работу, и, таким образом, ваши лучшие годы, как и мои, пропадут в неволе. Пускай каждый из вас постарается сделаться бременем и лишним расходом своему господину, тогда нас сбудут с рук долой какому-нибудь купцу, который бывал в Могадоре и, следовательно, знает, что за нас может получить выкуп. У нас нет другого средства на спасение. Но арабы-земледельцы не знают, что нас можно продать за большие деньги в каком-нибудь приморском городе, и не хотят рисковать расходами, предпринимая такой далекий путь. Притом все эти люди вне закона – они разбойники и вряд ли имеют право вступать в мавританские владения. Непременно надо заставить их продать нас в другие руки, но на это есть одно средство: настойчиво отказываться от работы.
Наши моряки согласились следовать советам Джима, хотя были уверены, что опыт будет очень труден. На другой день после приезда всех пленников, белых и черных, разбудили рано утром и после скудного завтрака из ячменной каши приказали следовать за своими господами в поле за оградой.
– Вы хотите заставить нас работать? – спросил Джим, обращаясь прямо к шейху.
– Бисмилла! Разумеется! – воскликнул араб. – Мы и без того долго оставляли вас в праздности – что вы такое сделали и кто вы такие, чтобы мы обязаны были содержать вас? Вы сами должны работать, чтобы заслужить хлеб, как мы это и делаем.
– Мы ничего не умеем делать на суше, – сказал Джим. – Мы моряки и научились работать только на корабле.
– Клянусь Аллахом, вы мигом научитесь, ступайте только за нами в поле.
– Нет, мы все решили лучше умереть, чем работать на вас. Вы обещали доставить нас в Могадор, и мы хотим туда идти – или умереть. Мы не хотим оставаться в неволе.
Множество арабов с женами и детьми собралось вокруг белых невольников и непременно требовало повиновения.
– Нельзя говорить, что мы не хотим или не можем идти, – сказал Джим по-английски своим товарищам. – Делать нечего, пойдем за ними в поле. Они могут заставить нас идти, но не заставить работать. Пойдемте смирно в поле, но ни за что на свете не станем приносить им пользы.
Последовали и этому совету. Вскоре невольники очутились перед большим полем ячменя, совсем созревшего. Каждому дали в руки по серпу французского производства и приказали делать так, как их стали учить.
– Ну, ребята, принимайтесь за работу! Мы покажем этим мошенникам, как жнут у нас на кораблях, – сказал Джим.
Джим взялся показать пример, как надо не жать, а портить жатву: колосья летели в разные стороны, и потом он еще и притаптывал их в притворном рвении. По тому же плану действовали брат его Билл, кру и Гарри Блаунт. При первой попытке возиться с серпом Теренс так струсил, что упал и сломал серп пополам. Колин поступил не лучше: нарочно обрезал себе палец и упал в обморок при виде крови.
Так прошло все утро: арабы из сил выбивались, чтобы заставить невольников работать, а те употребляли все уловки, чтобы портить дело. Проклятия, угрозы, побои: все было понапрасну, потому что эти христианские собаки умели только вредить, а не помогать. После полудня им приказано было полежать и присмотреться, как их хозяева будут жать: это снисхождение было куплено за счет избитых костей и содранной кожи. Да и за этой победой последовало дальнейшее страдание: им не дали ни куска хлеба, ни глотка воды, тогда как другим рабочим было роздано в обилии и того, и другого.
Но все пятеро белых упорно стояли на своем: несмотря на голод и жажду, на угрозы, проклятия и плети, никто не хотел уступить своим злым господам.
Глава LXVIII. Работай – или сдохни!
На ночь всех пятерых вместе с кру утащили за ограду и заперли в большом каменном здании в развалинах, которое употреблялось в качестве загона для коз. Им было не велено давать ни куска хлеба, ни капли воды; часовые всю ночь ходили дозором, чтобы бунтари не вздумали бежать из темницы. В узилище бедные моряки чувствовали некоторое облегчение от страданий, потому что по крайней мере солнце не пекло их своими жгучими лучами. Но несколько пригоршней ячменя, которые им удалось спрятать и принести с поля, не утолили, а только раздразнили их голод. Мучительная жажда не давала им заснуть всю ночь.
Наутро их выгнали из тюрьмы и приказали опять идти в поле. Измученные голодом и ослабев от ночи, проведенной без сна, они чувствовали сильное искушение подчиниться приказаниям хозяев. Черные невольники принялись усердно работать, как и вчера, и, удовлетворив своих господ, получили вдоволь пищи и воды. Их белым товарищам по несчастью оставалось только смотреть, как те завтракали, перед тем как идти на работу.
– Джим, – сказал матрос Билл, – я почти готов сдаться. Мне непременно надо что-нибудь съесть или выпить, а то хоть ложись и помирай.