Пираты Гибралтара

Глядя на противника, надсмотрщик злобно усмехнулся и небрежно ткнул ему в лицо ассагаем, пытаясь напугать. Но Мануил, ожидавший чего-то подобного, плавно скользнул в сторону, перехватив древко оружия, с силой пнул свободной ногой в нижний край щита и тут же, не останавливаясь, нанес мощный удар в лицо через верхний край. Под громадным кулаком белого раба нос надсмотрщика звучно хрустнул, и лицо его окрасилось кровью.

Мануил вырвал ассагай из ослабевшей руки противника и презрительно отшвырнул его в сторону. Следом туда же отправился и щит, отброшенный ногой. У оглушенного надсмотрщика остались только дубина и короткий нож за спиной. Тряхнув головой, чтобы разогнать кровавый туман перед глазами, негр сорвал с пояса дубину и попытался нанести удар снизу вверх, целясь в подбородок парня. Но движения его после полученного удара были слишком вялыми.

Мякиш, словно танцуя, сделал шаг назад, одновременно откидывая голову, и тут же ринулся вперед, прикрываясь левой рукой и размахиваясь для удара правой. Надсмотрщик успел изменить траекторию движения дубины, и на левую руку Манула обрушился тяжкий удар. Тихо хрустнула кость предплечья, а сознание затопила резкая боль. Но Мякиш, сжав зубы, не издал ни звука. В жизни ему доставалось и больнее. Подскочив к противнику, он использовал собственные вес и скорость и всадил кулак ему в грудь с такой силой, что негра снова отбросило в кусты.

Зрители восторженно завопили, а Мануил внимательно следил за противником: от этих дикарей можно было ожидать любой гадости. Точнее, он следил за тем, что можно было разглядеть в кустах. Пышные кусты колючей акации почти полностью скрыли надсмотрщика, и только его ноги, торчавшие из кустов, как-то странно дергались, поднимая пыль. По знаку работорговца двое слуг подбежали к бойцу и, осторожно пробравшись среди колючек, принялись хлопотать вокруг поверженного надсмотрщика.

Потом один из них издал скорбный вскрик и, выбравшись из кустов, продемонстрировал хозяину окровавленный сухой сук. Зарычав от злости, работорговец приказал достать тело. Когда труп положили в очерченный круг, собравшиеся издали испуганный вздох. Как оказалось, влетев в кусты, надсмотрщик с размаху напоролся на торчавший из дерева у самой земли сук, пробивший ему грудь. Подошедший пират, задумчиво посмотрев на рану, пожал плечами и, усмехнувшись, громко сказал:

– Я же говорил, нельзя убивать колдунов. Боги отомстили ему. И амулет не помог.

Услышав эти слова, слуги работорговца шарахнулись от женщины, из-за которой возник спор, словно от прокаженной.

– Боги вынесли свое решение. Мой боец победил, и эта семья принадлежит мне, – громко объявил пират.

– Забирай, – помолчав, угрюмо буркнул работорговец, быстро сообразив, что, начав спорить, может оказаться один против всех своих подручных.

Из колонны рабов выгнали всю семью колдуньи, и Мануил, подчиняясь приказу хозяина, повел их на корабль. Несчастные рабы, радуясь тому, что попали вместе к одному хозяину, всю дорогу почтительно кланялись парню, пытаясь таким образом выразить ему свою благодарность, но Мякишу было не до них. Рука, по которой пришелся удар дубиной, сильно болела и заметно опухла. Заметив, как он морщится, с трудом шевеля ею, колдунья, имени которой Мануил так и не узнал, вдруг что-то залопотала, а потом принялась осторожно ощупывать сломанную кость.

По ее команде женщины быстро собрали какие-то листья и на ходу принялись их жевать. Оторвав от собственного подола длинную полосу, женщина обмазала полученной кашицей руку парня и плотно обмотала ее куском ткани. Они еще не дошли до причала, когда Мануил вдруг понял, что рука совсем не болит. Уже в море, когда колдунья лечила его, он почувствовал, что в его теле что-то изменилось, но что именно, он тогда так и не понял. Осознание этих изменений пришло значительно позже, когда раб Мануил превратился в пирата по прозвищу Мякиш.

13

Вывалившись из дворца правосудия, ребята, не сговариваясь, ринулись к порту, и только мысль о том, что «Мечта» оказалась непонятно где, заставила их остановиться, чтобы обдумать дальнейшие действия. Оглянувшись через плечо, Леша зябко передернул плечами и, понизив голос, сказал, покосившись на сестру:

– Если я еще раз увижу эту старуху, не выдержу. Вплавь до Марокко отправлюсь. У меня от ее взгляда мурашки по всему телу. А когда касается, такое впечатление, что она на эту татушку молится.

Словно в ответ на его слова из-за угла вывернула странная процессия и остановилась прямо перед путешественниками. К ребятам подошел коренастый китаец, увешанный оружием со всех сторон, и, церемонно поклонившись, сказал по-английски со странным акцентом:

– Госпожа Аи приглашает вас в свой дом, на чайную церемонию.

– А я всегда думала, что это только у японцев такая церемония есть, – удивленно проворчала Соня, разглядывая подошедших.

– Это не так, – снова поклонился китаец.

– Спасибо, конечно. Но что-то не хочется мне чаю, – помотала головой Соня. – Мы лучше в порт пойдем. Нужно яхту нашу найти.

– Это верно, – поддержал ее Миша.