– Я вложил всю свою жизнь в этот аппарат. Если ты отнимешь его у меня, мне лучше умереть, – сказал он и слабо улыбнулся. – Посмотрим, чей выстрел прозвучит первым. Твой или тот, что прикончит вашего приятеля на корабле.
С этими словами он бросил быстрый взгляд на окно: через тонкое стекло все явственнее проникал рассвет.
Голубка заплакала, палец запрыгал на спусковом крючке. Белоголовый посмотрел на нее, будто хотел пронзить насквозь безжалостным взглядом. Его лицо расправилось, словно раздулось от отвращения. Резким движением он вырвал у нее винтовку, это вышло легко, словно она сама ему ее отдала. Голубка закрыла лицо руками и зарыдала.
– Мне не нужен твой аппарат, папа. В нем нет ничего ценного.
– Нет есть, и ты это знаешь.
– Да, но дети…
– Они служат хорошему делу.
– Нет! Ты это все выдумал! А дети гибнут!
Белоголовый помедлил немного.
– Это
Иногда тело действует само по себе, независимо от человека. Особенно в таких случаях, когда речь идет о жизни и смерти, о выборе между белым и черным. Тогда все происходит как бы само собой, хотя человек скован страхом и не понимает, что делать. Вот и я, когда увидела, что Белоголовый собирается застрелить Голубку, почувствовала, как близок конец, и рука сама потянулась к карману куртки. Я услышала, как мой голос произнес:
– У меня есть что-то для тебя.
Белоголовый поднял глаза и перевел взгляд с Голубки на меня. Он увидел, что я держала в руке – остроугольный камень размером с голову трески, который, побывав в шахте, стал черным как уголь.
Глаза его сощурились.
– Что это такое?
– Ты был прав, – сказала я, – мы собирались отобрать у тебя славу. Когда я вчера пришла к тебе, то отдала обычный уголь, а Правильный приберегла для себя. Вот – возьми его теперь. Отпусти Голубку и забери вот это.
Белоголовый медленно направился ко мне. Медленно-медленно наклонился, чтобы рассмотреть камень. Медленно-медленно взял его. Я видела, как он вертит камень дрожащими руками, как сжал ладонь, чтобы ощутить его твердость, и все это время я молила Бога, чтобы угольная пыль не сошла с него.
– Правильный уголь, – прошептал Белоголовый. – Такой твердый…
Он покачал головой, протер глаза.
– Никогда я не встречал такого твердого куска.
Он торопливо посмотрел на меня и Голубку, мы вдруг стали для него чем-то вроде мебели или каких-то вещей. Забыв о нас, он выбежал из комнаты и помчался туда, где ждал его аппарат… и волчица. Волчица, которая не была привязана.
Он не успел выстрелить. Мы услышали лишь короткий грозный рык, а потом стало тихо. Белоголового больше не было. Поступки, которые мы совершаем, оставляют после себя след. Таким следом может стать баклан, который однажды, вспомнив сделанное вами добро, вернется и постучит в окно, прося рыбу. Многие дети могли бы стать бакланами для Белоголового. Голубка или я. Но только не волчонок, родившийся в метель на Волчьих островах и выращенный лишь затем, чтобы вращать его аппарат.
Кольцо
Мы с Голубкой переглянулись, а потом бросились бежать. Ведь мы пока не слышали выстрела с берега. Может, еще есть время, чтобы спасти Фредерика?
Пробежав немного, Голубка остановилась.
– Подожди, – сказала она, отчаянно что-то обдумывая.
– Нельзя медлить, – взмолилась я и потянула ее за рукав. – Пошли!
Но Голубка покачала головой.
– Я должна кое-что взять, – сказала она и повернула назад.
– Что?
– Одну важную вещь. Беги вперед и задержи пиратов!
И я побежала так быстро, как никогда прежде. Я мчалась по черному от угля снегу, который постепенно светлел. Вот он уже того же цвета, что и точильный камень, потом как кожа полярной акулы, потом как наш обдуваемый ветрами дом в Синей бухте, затем как вяленая рыба, а потом как самая бледная морская галька. И, наконец, белый. Вдруг на бегу я услыхала выстрел. Мне показалось, что у меня волосы встали дыбом. Неужели Фредерика убили?
Но тут раздался еще один выстрел, и еще.
Добежав до самого берега, я услышала смех, крики ура и новые выстрелы. Что там происходит?
Я подошла поближе и сразу все поняла. На льду у «Снежного ворона» было полным-полно пиратов. Могло показаться, что все они просто смотрят куда-то вдаль. Но потом я разобрала, что они потешались над двумя матросами, стоявшими чуть в стороне.
Это те самые придурки, лысый и бородатый, с которыми я плавала на шлюпке. Они стреляли. Но на этот раз целились не в снеговика. Сегодня их мишенью был живой человек – Фредерик. Он стоял прямой, как сосна, связанный по рукам и ногам, и ждал, когда наконец кто-то из этих двоих все-таки попадет в него. Каждый раз, когда один из них промазывал, остальные пираты кричали ура, швыряли снежками в обоих стрелков и, падая на колени в снег, хохотали до слез. А лысый и бородатый кипятились от стыда и злости.
– Прекратите! – крикнула я.
Все разом повернулись и посмотрели на меня.
– Она сбежала! – заорал кто-то.
– Руки вверх, девчонка! – закричал другой.
В мгновение ока все пираты нацелили свои ружья на меня.