Пираты Венеры

Я бросился в середину толпы возбужденных воинов на главной палубе, должно быть, представляя жалкое зрелище, истекая кровью из всех своих трех ран, но мои люди встретили меня громкими криками восторга. Я узнал позже, что мое отсутствие было замечено и произвело плохое впечатление, но когда они увидели, что я появился и со мной неопровержимые доказательства храбрости, положение мое среди них стало непоколебимым. Эти три царапины имели для меня огромное значение, но и они мало что стоили бы, если бы все не увидели обильную кровь на моем обнаженном мече. Вот это и произвело колоссальный эффект.

Теперь мы быстро согнали в кучу и разоружили наших пленников. Камлот со своим отрядом освободил вепайцев и перевел их на «Софал». Это были почти сплошь женщины, но я не видел их в момент освобождения, так как занялся другими делами. Но могу, однако, представить себе счастье Камлота и Дуари при этой встрече, на которую Дуари, вероятно, уже не надеялась.

Вскоре мы перенесли все нужное нам вооружение с «Совонга» на «Софал», оставив только необходимое для офицеров захваченного корабля. Работой руководил Кирон, и делала ее наша команда, тогда как Ганфар с нашими пленниками переправлял на «Софал» излишки продовольствия. Когда это было сделано, я приказал выкинуть за борт все пушки «Совонга» — этим я, по крайней мере, наносил ущерб силам Торы. Последним актом этой драмы было удаление сотни недовольных с «Софала» на «Совонг» и представление им нового их командующего, которого и я поздравил.

Однако он был этим не слишком доволен, в чем я не могу его порицать. И наши пленники тоже не были довольны этим. Многие умоляли меня оставить их на «Софале», но у меня уже было больше народу, чем было нужно для плавания и захвата кораблей, и к тому же каждый из них мог поставить под угрозу какую-то часть или весь мой замысел, так что я мог брать лишь тех, в чьей верности и сотрудничестве был абсолютно уверен. Остальные были для меня бесполезны и даже вредны.

Каджи, странно говорить, был наиболее упорен. Он упал на колени и умолял оставить его на «Софале», он обещал мне такую верность, как никто не обещал до этого, но я имел достаточно времени, чтобы узнать Каджи, и так ему об этом и сказал. Затем, когда он увидел, что я непоколебим, он сказал мне, что клянется всеми своими предками, что будет со мной, если даже это займет целую тысячу лет.

Вернувшись на «Софал», я приказал отцепить абордажные крюки, и вскоре два корабля продолжали свой путь. «Совонг» — в ближайший тористский порт, «Софал» — к Вепайе. Теперь я мог спокойно оценить наши потери: четверо убиты и двадцать один человек ранен. Потери команды «Совонга» были неизмеримо больше.

Большую часть оставшегося дня я был занят вместе с офицерами организацией личного состава «Софала» и планированием его действий, и в этой работе и Кирону, и Ганфару не было цены; только после обеда я смог проверить положение освобожденных вепайцев. Когда я спросил Камлота об этом, он сказал, что никому из них не было причинено вреда на борту «Совонга».

— Видно, эти отряды получили приказ доставить женщин в Тору целыми и невредимыми и создать им в пути хорошие условия, — объяснил он. — Они предназначались для более важных персон, чем корабельные офицеры и корабельная охрана. Однако Дуари сказала, что несмотря на это капитан сделал ей предложение. Хотел бы я знать это когда был на «Совонге», — добавил он, — я убил бы его своей рукой.

Тон Камлота был резок, и сам он выказывал признаки необычайного возбуждения.

— Успокойся, — попросил я его. — Дуари отомщена.

— Что ты хочешь сказать?

— Я сам убил капитана, — объяснил я ему. Он хлопнул меня ладонью по плечу, глаза его загорелись.

— Снова ты совершаешь бессмертные подвиги, — воскликнул он. — Я хотел бы сам убить это чудовище во имя Вепайи; но если я не смог этого сделать сам, я счастлив, что это сделал ты, Карсон, а не кто-то другой.

Думаю, он придавал слишком большое значение действиям капитана «Совонга», ведь тот фактически никакого вреда не причинил; но затем я понял, что любовь производит в человеческой душе странные превращения, так что оскорбление девушки может трансформироваться в глазах влюбленного в масштабы национального бедствия.

— Ну, теперь все кончилось, — сказал я, — и твоя возлюбленная вернулась к тебе целой и невредимой.

При этих словах он пришел в ужас.

— Моя возлюбленная! — воскликнул он. — Именем предков всех джонгов! Ты не знаешь, кто такая Дуари?

— Думаю, конечно, это девушка, которую ты любишь, — предположил я. — Но кто же она?

— Конечно, я люблю ее, — воскликнул он. — Все вепайцы любят ее: она дочь царствующего джонга Вепайи.

Если бы он объявил о присутствии на борту богини, и то голос его не был бы более почтителен и благоговеен. Я попытался показаться более пораженным, чем это было на самом деле, чтобы не оскорбить его.

— Будь она твоей девушкой, — сказал я, — мне было бы куда более приятно принять участие в ее освобождении, чем будь она даже дочерью дюжины джонгов.