Пираты Венеры

Когда он подскочил ко мне и замедлил ход, я ухватился за рожищи руками и, благодаря своей исключительной силе, отвел его голову в сторону, погасив тем самым удар. Зверь резко дернул головой вверх, пытаясь подбросить меня в воздух. Результат оказался неожиданным для нас обоих. Басто явно перестарался. Я почувствовал, как взлетел вверх, ломая ветки ближайшего дерева. Мне повезло, что я не ударился головой о большой сук, пролетев в полуярде мимо, иначе наверняка потерял бы сознание. Я чудом успел зацепиться за ветку у себя на пути и перебрался оттуда на другой толстый сук, на котором я чувствовал себя в полной безопасности.

Где Дуаре?

Успела ли скрыться?

Избавившись от меня, басто мог ринуться и на нее. Только все мои опасения сразу развеялись, стоило услышать где-то рядом, откуда-то сверху, ее голосок — самое лучшее лекарство для ран и ушибов, полученных в схватке со зверем.

— Карсон, Карсон! Ты жив еще? Ранен?

— Как это я улетел, даже не сообразил. Вроде все обошлось. А ты где?

— Рядом с тобой, на дереве… Ощупай себя, пожалуйста, всего.

— Всего? Темнеет в глазах, — схитрил я. — Лучше, чтобы это сделала ты…

Вот мой добрый доктор, перебираясь с ветки на ветку, и спустилась ко мне.

— Ты же ранен! — воскликнула она. — Разве ты не видишь, что по тебе течет кровь?

— Да, помираю, по всему видать… Кровь, вероятно, уже последняя. Тысяча царапин — это, считай, один полостной разрыв… Пять минут — и все кончится, — сказал я небрежно и, воспользовавшись положением умирающего, слабо взял ее за руку. Чуть сжал. Крепче. Крепче. Поиграл на ней пальцами. Вроде лежу себе, умираю, действий не контролирую. Поднялся до локтя, локоток объял, нежно так лежу, глажу человеческий шелк напоследок, ну жизнь выбирается вся, жизнь выходит…

— Карсон, по-моему, ты не похож на умирающего, — шепнула Дуаре подозрительно. — Что-то больно много в тебе живости.

— Ой, больно. Угадала. Ой, больно много! Через край переливается, — я прекратил валять дурака и ну целовать ее пальцы. — Если что и пострадало, так это моя гордость, пропади она пропадом!

— Гордость? Что ты имеешь в виду? — спросила она, почему-то руки не отнимая. — Поэтому ты сопишь?

— Нет, это насморк. От потери крови. Пять минут назад я так был уверен в себе, обрадовался. Оружие — это супер, подумал. И вот первый же зверь, которого мы встретили, загнал меня на дерево. Безоружным совершенно. Да и то, надо признаться, я еще хорошо отделался.

— Ты шутишь! — она оттянула руку. — Я хорошо тебя успела изучить. Зубы заговаривать мастер. Нельзя целовать без спросу дочь джонга! Ни ее рук, ни ее ног, ни отдельных деталей. На этом стоит государство, на целом ряде «нельзя». Ты спроси. Тебе откажут. И вопрос урегулирован. И потом, вообще не следует целоваться, когда под тебя роют… — она помолчала, затем посмотрела, что делается внизу. Зверь и вправду рыл копытами землю под деревом: то роет, то ревет. — Он просто в ярости. И как будто не собирается уходить.

— Да, детка. Он так поглядывает на нас, будто считает нас своей законной добычей и только ждет, когда же мы спустимся. Похоже, эта дуся намерена тут торчать всю оставшуюся жизнь. Слушай, неужели я так лаком? Так хорош?

— Мы можем по веткам перебраться на другие деревья и уйти от него. Здесь они растут очень близко друг к другу.

— Полагаешь, я ему оставлю свое оружие?

— Да, это верно, нельзя его бросать. Может быть, он уберется отсюда, как только поймет, что мы не собираемся спускаться? — предположила она.

— А как он это поймет?

— По косвенным признакам. Мы сейчас погасим свет, помоем ноги и ляжем спать. Если соображает, должен уйти, — улыбнулась Дуаре. — Сверху я кое-что вижу, Карсон Нейпир. Не ошибусь, если назову это лощиной… — она внимательно всматривалась. — И по-моему, там вода… Скорее бы он ушел. Там точно вода!

Мы еще пошушукались, свежими листьями Дуаре обтерла мое лицо, мы закрыли глаза и, прижавшись друг к другу, стали изображать мирный здоровый сон. Дуаре — глубокое дыхание, я — спокойные подхрапы, свет выключен — нам с закрытыми глазами абсолютно темно, наша совесть чиста, мы хорошо провели день, спим. Время шло, но басто не уходил. Он рыл копытами землю, продолжая реветь. Ну никак не давал уснуть людям по-человечески. Потом вдруг притомился в трудах и завалился под деревом так элегантно, что нижние ветки посыпались.

— Э-э, парень, да ты, видать, оптимист, — заметил ему я. — А ты помыл ноги, сволочь? Зубы почистил? Хочешь взять нас измором? Не старайся! Это наше дерево! На уплотнение не подписывались!

Дуаре вдруг рассмеялась и открыла чудесные глазки, сна — ни в одном.

— Басто, наверное, считает, что мы скоро созреем и сами свалимся с ветки к нему на рога.

— Он не знает, что у нас прививка от старения. Раньше чем через двести лет мы не созреем… Как я хочу есть! Тс-с, детка, смотри. Вот это Карсон Нейпир называет «картиной маслом», — прошептал я, указывая на густые заросли за спиной басто. — Там что-то шевелится. Что-то очень большое.

— Может, какой-нибудь хищник учуял наш запах?