Пираты Венеры

— Я испытываю противоречивые чувства. Вроде все хорошо. Я сыт, умыт, помираю от счастья. Но с другой стороны, мужик — он так интересно устроен, ему почему-то этого мало. Ты меня понимаешь? Понимаешь, чего я хочу?

— Понимаю, десерта. За ягодами отправишься сам, я сделала первый в своей жизни гребень, буду причесываться. Ты снова вздыхаешь?

— Вздыхаю потому, что мне еще далеко до настоящего первобытного человека.

— Ты что, хотел бы стать настоящим первобытным человеком?

— Да, была у меня вот такая мечта. Тогда меня не связывали бы никакие глупые условности, — ответил я. — Если нобаргану нравится женщина, он не спрашивает у нее разрешения, и ему все равно, чем она занята, расческой или котлом. Он хватает ее и тащит в логово. Ну и там они разговаривают о правах человека на счастье. Так просто!

— Спасибо за предложение. Меня уже сегодня тащили. И если ты попытаешься повторить тот подвиг, я тебя прикончу на месте.

— Прикончишь? — спросил я, представляя процесс. — Чем, интересно? Гребнем?

— А действительно… — задумалась моя умница. Ну, такая ду… — Завтра же на свежую голову займусь этим вопросом. Пошли спать.

— Куда? — наивно поинтересовался я, глядя на наше дерево. — В номера?

В номера. Номеров за несколько дней мы сменили несколько. Пробудившись, начинали свое блуждание по чаще. Скоро поняли, что заблуждались все безнадежнее, заблудились бесконечно, и думали только о том, как бы побыстрее выбраться оттуда. Этот темный лес начинал действовать нам на нервы. С пищей теперь все было отлажено — ели мы вкусно и много. Посуду не мыли. При помощи копья и стрел мне легко удавалось добывать дичь, в воде недостатка тоже не было, а фрукты, ягоды и орехи в изобилии росли на деревьях. Опасных зверей мы больше не встречали.

Невзирая на все тяготы и опасности, которым мы подвергались на каждом шагу, из уст Дуаре я не слышал ни одной жалобы на коммунальную жизнь. Она сохраняла бодрое расположение духа, без устали раздувала костры, терла мне спину в ручьях, следила за распорядком. И все время заставляла работать мозгами, искать решение нашей проблемы — хотя надежды на то, что мы когда-нибудь сможем достичь той далекой страны, где ее ждал отец, таяли одна за другой. Иногда она подолгу сидела, не произнося ни единого слова. Я понимал, что сердце ее терзает печаль, но она никогда не пыталась поделиться со мной своими чувствами. Дочери джонгов, скажу я вам, это такое мучение… Ну такой несгибаемый материал, что хоть плачь.

Скоро Дуаре и заплакала.

Ее нервы не выдержали, она села и разрыдалась. Это было так неожиданно, что я в первый момент растерялся и тупо смотрел на нее, не зная, что сказать. И все ведь в порядке, мужик не злой, не колотит, планово пристает, но не больше пяти минут в день, а пережмет — отлетает до ближайшего дерева. Смотрел я, смотрел, пока наконец не выдавил из себя:

— Детка, мне что-то не нравится настроение на борту. Что такое? В чем дело? У нас штормит? Может быть, я давно не пытался прижать тебя к дереву? И тебе потому плохо?

Она отрицательно покачала головой, но проглотить своих слез не смогла.

— Не могу больше видеть этот чертов лес! Он не кончается!

— Спокойно, товарищ…

— Может быть, он вообще никогда не кончится! И преследует меня даже во сне, — крикнула она и вскочила, тряхнув головой, словно отгоняла нахлынувшие видения. Потом пошла за ближайший кустик в расстройстве, припудрить нос…

— А ты ругайся, товарищ, — предложил я, лисой крутясь вокруг куста, но ощущая себя джентльменом, который никогда не помешает возлюбленной пудрить носик. — Хочешь, оснащу твой словарь новыми словами и выражениями моряков разных широт?

— Это ругательства?

— Да! Отличные ругательства! Здорово облегчают. И душу, и вообще… общее состояние. Например, сказать «мне жаль, что я не знал вашу маму» — это страшное выражение, знаешь. Особенно если еще поднять вот так средний палец из кулака… Ну, это тебе еще рано. Или другое — «морская пехота». Действие великолепное. Или: «Не пошли бы вы, сэр, за редькой?»

— За редькой?

— Да, редька… это такое, знаешь…

— Млекопитающее?

— Ну, конечно. Которая хрена не слаще.

— «Хрена» — тоже?

— Да, дорогая. Когда прижмет, пользуйся. С «хреном» осторожней, он растет не везде, а в остальном — ни в чем себе не отказывай, — я почему-то развеселился. И уже со смехом заявил: — Пойми, детка, когда-нибудь мы будем вспоминать эти дни как самое лучшее наше общее приключение. И мне даже жаль, что скоро оно кончится, не может же такое счастье продолжаться вечно. Скоро все кончится.

— Как скоро? — уточнила она. — Насколько скоро?

— Свой гребень не успеешь сломать, товарищ. И потом, не забывай, что этот лес дал нам приют и пищу.

— То же самое можно сказать про тюремщика, — возразила она и вдруг очень просительно взглянула на меня. — Он тоже кормит и бережет узника, приговоренного к смерти… Почему я все время о смерти, Карсон? Меня убьют, если узнают, что я жила с тобой. В лесу!

— Ты жила не со мной. Ты жила под моим присмотром в лесу. Это разные вещи.

— Ну почему я дочь джонга?

— Это ты спросишь у папы, когда вернешься…