Я и вправду не знал, почему она дочь джонга, поэтому мы двинулись дальше, как шли. По звериной тропе, сквозь колючие заросли. Мне кажется, именно эти кусты, плотно окружавшие нас со всех сторон, так давили на психику. На меня, по крайней мере, они всегда производили удручающее впечатление, как тюрьма — на тюремного доктора. Я приучил себя к выдержке. Но вот именно что приучил. Я ж изначально был нервный. Обстановка по жизни такая, что мне раз плюнуть — взорваться, потом по стенкам не собрать.
Дорожка стала достаточно широкой, чтобы можно было идти бок о бок, не спихивая друг друга с тропы. Идти, утешать друг друга, руки периодически на что-нибудь теплое класть. Ну как бы помогаешь идти товарищу, следишь за безопасностью движения. Миновав еще один поворот, мы застыли в изумлении — страна чудес, погляди, Алиса! Пока мы шли, лес-то взял и кончился!
Перед нами выпуклой, колеблющейся в границах, сияющей чашей раскинулось огромное пространство незнакомой пустоты, а за ним, за пространством за этим, где-то далеко-далеко и кругло написалась, тоже сферою, картина маслом — скопление лиловых гор.
VI. Обрыв
Ну и красотища же! Мы пораженно застыли, не в силах вымолвить ни слова. Спугнуть воздух, что ли? Над нею. Над картиной живою. Воздух сам. По которому, как круги по воде, от нашего взора ли, от иных дуновений — зримо побежали к краям, в несуществующий горизонт, волновые колебания. И забеспокоились густо да мутно розовые пряди слоистых туманов, дали на западе — зелень, а на востоке — лазурь. Чу! Застыли даже мы. Застыли, как две фигурки из глазури: только что были пластичны и живы, ругались, ерошились, себе сочувствовали — обычные люди, которых всякий миг можно перенастроить, перелепить, путешественники недоброю волей, а вот те и на, окостенели в глазурь.
Так едва дышишь над калейдоскопом с каким-нибудь видом. Замираешь от непосредственной близости стрекозы с ее синим слюдянчатым фюзеляжем, голубыми рулями и крючочками шасси. От непередаваемого аромата. Предощущения конца. Вкуса последней оливки, разжеванной незадолго до того, как. Или вида океанической бездны да небесных широт. Так сминаешься в точку от понимания каких-либо крохотных частностей в общей картине мирового устройства, каким-то загадочным образом связанных лично с тобою. Думаю, боязнь разрушить какое-нибудь совершенство — безусловный рефлекс. Я уверен, да-да, уверен Карсон Нейпир, что боязнь разрушения природы ли, состояния или формы, видимо, свойственна человеку в той же степени, как набор основных побуждений, отличающий его от животных. И так же безотчетно силен. Правда, у большинства из нас этот инстинкт остается на уровне боязни, когда глаза боятся, а руки делают. И что же, разрушаем…
Тропа вела нас дальше до самого обрыва, который спускался круто вниз километра на полтора. Там, внизу, перед нашими глазами раскинулась широченная долина. За ней виднелись эти фиолеты, туманные очертания гор, во все стороны расстилаясь до самого горизонта, исчезая вдали.
Во время наших блужданий по лесу мы, сами того не замечая, постепенно поднялись вверх. Теперь, когда очутились на краю обрыва, этот вид ошарашивал. Появилось такое ощущение, будто перед нами раскинулся гигантский котлован, дно которого находится намного ниже уровня моря. Знаменитый амторианский обман зрения, загадки преломления света. Разумеется, в действительности все было, конечно, не так — в самом низу в нормальной долине протекала нормальная река, которая, естественно, должна была впадать в какой-нибудь нормальный океан.
— Совершенно другой мир, — вздохнула Дуаре. — И какой дивный контраст с тем жутким лесом!
— Как знать, не будет ли он к нам более враждебен, чем лес, этот твой «другой мир».
— Конечно же, нет. Ведь он так прекрасен, — отвечала Дуаре. — В этом мире должны жить только прекрасные существа. Добросердечные, щедрые люди, красивые, как и их равнина. В мире прекрасного не может быть зла. Я уверена, что они помогут нам вернуться в Вепайю.
— Уверена? Замечательно.
— Да, уверена.
— Помогут вернуться? Отлично. Хм. Ну что ж. Нам остается теперь только им это сообщить, — откликнулся я. — И для начала их найти. В смысле, кого информировать.
— Смотри, в эту большую реку впадают еще несколько маленьких! А вокруг них — долины, поросшие деревьями! Тут, наверное, не одно поколение радовалось! — воскликнула она, всегда отличавшаяся необычайно острым зрением на несбыточное. — Как не похожи эти рощи внизу на те жуткие бесконечные дебри, из которых мы только что вырвались. Ты не видишь какого-нибудь города, Карсон? Или хоть какого-нибудь селения?
Я отрицательно покачал головой: