Пираты Венеры

У нее оказался роскошно оснащен голосовой аппарат: вначале от неудовольствия она только фыркала, как сильно простуженный человек. Фыркала, фыркала, но таких чудес еще не бывало, чтобы ершик для молочной бутылки целиком погрузился в игольное ушко. Обнаружив непорядок, она запищала, защелкала, даже пару раз чирикнула, как колоратура! Тщетно. Карсон Нейпир по-прежнему торчал из нее на девять десятых своей величины и добровольно усаживаться, как складной метр, намерен не был.

Мне удалось заметить, что в ее раскрытой пасти не было зубов. Наверное, она глотала свою добычу живьем, а рога, обрамлявшие верхнюю челюсть, служили для защиты от врагов. Из глотки ее исходил такой смрад, что я чуть было не потерял сознание. По-видимому, таким образом вэри одурманивала свою жертву перед тем, как ее употребить, чтобы жертве было покомфортнее помирать в сточной яме. Сама она аромата не чуяла, как мне показалось. У этих ящериц на Земле есть такое образование, как лицевые ямки. Осязательную я нашел. Нюхла — нет. В обонятельной ямке, если дать по ней изо всех сил, должна была треснуть заглушка, специальная перепонка, и дурища могла запросто помереть от собственной вони.

Но, во-первых, ни ямки таковой я на ней не нашел, ни ноздрей. Во-вторых же, такие наши сердечные друзья, как нобарганы, перепонок в носу не имели, а от собственных испарений даже не морщились. Так что шансов воздействия на страшилище у меня не нашлось.

Она меня вскинула, перехватив за верхнюю часть бедер.

Даже, точнее сказать, за самую интересную в этой области зону. Я возопил, что не брал номерочка к сексопатологу и не желаю таких опасных воздействий!

А в глазах уже темнело, я чувствовал, как силы покидают меня. Уже толчки какие-то пошли по мне, волнами. Очевидно, конвульсии. И приветствуя мою гибель, уродка опять завизжала! Я вспомнил, как умирал басто, и тоже открыл глаза, чтобы выразить чувство врагу. Батюшки… То, что я принял за конвульсивные толчки моего организма, на самом деле являлось результатом механического воздействия на дуру в панцире.

С собой рядом сквозь пелену туманов в глазах я увидел Дуаре! Моя культуристка крепко сжимала копье и молотила чудовище, как только могла. Какой хрупкой и беззащитной казалась она рядом с этим монстром, как чертыхалась сквозь зубы, но до чего же была хороша со своим чарующим, весьма адресным «мне жаль, что я не знала вашу маму!» на губах. И маму, и папу, и бабушку! И прадедов, и вообще.

Ящерица так обалдела от ее откровенности, что даже рот открыла и связки расслабила. Ее, видимо, никогда еще так далеко не посылали.

Но я-то! Я чуть не взлетел к небесам! Сам обалдел не хуже ящера!

Дуаре меня спасала.

Сама.

Рисковала своей жизнью ради того, чтобы. Ради того, понимаете, чтобы. Ради — для. Извините, слов нету. Какое-то косноязычие. Но это невероятно! Говорит, никогда не любила. Спрашивает, что такое любовь. С виду похоже на рядовую благодарность. В пропорции один к трем. Ты ее спас трижды, она — силится раз. Я возликовал. Но мне совсем не хотелось, чтобы она рассталась со своей жизнью из одного лишь чувства благодарности ко мне. Любовь — это да. Такую бы жертву принял даже самый изощренный в амурах мужчина. Самый специально обученный.

— Дуаре, беги, золотая! — закричал я. — Ну ее в ж… за редькой! Ты уже не сможешь спасти меня, этот панцирь прошел углеродное упрочнение, я чувствую. Детка, прощай. Я люблю тебя. Я любил тебя всегда и буду любить даже на небесах! Спасайся хоть ты, пока есть возможность. И назови своего будущего сына в мою честь, Карсоном. Обещаешь?

— Я тебе обещаю уши надрать, когда свалишься вниз, морская пехота! — выпалила Дуаре. — Уж хотя бы увертывайся, башку же пробью не ей, а тебе! И не говори под руку! Морская пехота!

Я увертывался.

Она ж не обращая внимания на мои вопли восторга, продолжала наносить удар за ударом. Вот настырная. Била, била, как в зале тренажерном. До черного поту. Но животное только звенело, когда в него ударяло копье. И звон такой, знаете, интересный раздавался. Могильный. Вроде колокольного: бо-о-ом! Наконец нам повезло: Дуаре, случайно нашла самое уязвимое место на этой чудовищной роже — прозрачное окошко глаза! Дальше, наверное, можно не рассказывать.

Чудовище зашипело от боли и повернулось к девушке, пытаясь достать ее своими рогами. Но Дуаре не отступила и следующим выпадом копья проткнула толстый и длинный язык! Вот это был подарок.

Языковатый! Я сразу же ощутил, как живая петля, до сих пор крепко сжимавшая меня, вдруг ослабла, и некто по имени Карсон Нейпир тут же упал на песок.

Тотчас вскочив, я схватил Дуаре, шатавшуюся на ногах вроде пьяной, с совершенно безумным выражением в глазах, оттащил за еще трясущуюся от напряжения руку — в сторону.