— Как бы то ни было, рано или поздно мы все равно будем вынуждены переправиться на другой берег, — сказал я. — Лучше сделать это сейчас. Когда еще нам подвернется другой брод? Чем ближе к устью, тем полноводнее будет становиться река.
Брод оказался довольно широк, и его пределы были замечательно видны из-за ряби на поверхности воды.
В двух местах мы вынуждены были отступить, чтобы не оступиться и не уйти в глубину. Мы шли, не отрывая глаз от воды, поэтому поздно заметили, что нас на том берегу ждет новая напасть. Я совершенно случайно глянул вперед да так и остолбенел. Нальте, идущая следом, налетела на меня от неожиданности. И тоже подняла глаза.
— Кто это? — вскрикнула она непроизвольно.
— Если б я знал… Хотел спросить тебя, доча.
— Нет, я в жизни не видела подобных чудищ. Какой ужас!
У кромки воды нас встречали. Не знаю, что это было… Человекообразные вроде. Но бревна. Дровишки. Их было не меньше десятка, и еще пятеро подтягивались к ним. Не больше метра в высоту, почти прямоугольные, покрытые длинными волосами от пяток до макушки.
— Я — Ул, — крикнуло нам одно и замахало коряжками по обе стороны от сухого шерстяного тельца. — Уходите. Земля Ула тут. Ул тут. Я убиваю!
— Не надо убивать пять минут, — остановил я его ворчливый писк. — Мы пришли к вам с миром.
— Мир Ула тут! Мир страшного Ула тут!
— Замечательно. Теперь мы хотели бы пройти через вашу землю.
— Прочь! — зарычал Ул и показал свои большие клыки. — Земля Ула тут. Ты выше меня. Я убиваю!
— Да погоди ты убивать-то, — рассмеялся я, приседая на корточки. — Видишь, я тоже маленький. И мне не нужна твоя земля, у меня своей больше, чем нужно.
— Сказал, я Ул. Земля Ула нужна всем. Я страшный Ул, я убиваю!
— Молодец, папаша. Приветствую! — я потряс сложенными ладонями над головой. Бесперспективно. Когда дрова разговаривают, а при тебе нет огня…
Пока мы так интересно беседовали, у реки собралось не меньше пятидесяти обозленных колод. Карлики горланили угрожающее. Одежды и украшений они не носили. Оружия тоже не было видно, но большие клыки и крепкие мускулы говорили о том, что Ул не шуткует.
— Что делать? — испугалась Нальте. — Они разорвут нас на части, если мы выйдем на берег.
— Берег Ула тут, — гавкнул карлик на девушку. — Ты выше меня. Я убиваю!
— Дочура, надо попробовать все-таки договориться с ними, — сказал я, но через пару минут понял, что все мои потуги ни к чему не приведут. Очевидно, словарный запас коротышки был так же обширен, как у нобарганов. Ничего, кроме уже высказанного, я не услышал. Его по-прежнему звали Улом, и Ул всех, кто был выше его ростом, по-прежнему убивал, хоть кол на голове теши.
Мне так не хотелось уходить обратно!
Я же знал, что рано или поздно нам все равно нужно будет перебираться на тот берег, а другого такого брода мы можем больше не встретить. В конце концов нам пришлось развернуться. В перспективе, нарисованной страшным Улом, приятного было мало, а иных предложений так и не поступило.
Мы, держась за руки, отправились снова на оставленный берег. Вышли на сушу и оглянулись. Волосатые карлики продолжали стоять на том берегу, угрюмо глядя нам вслед. Снова вздымали сучочки своих маленьких пальцев, злились, сердились и страшно сучили ножонками. Точно все они были Улом, и убивали все. Видом одним. Эти старые бревнышки-ветки скрылись лишь после того, как мы отправились в чащу.
Весь день мы шли вниз по реке, надеясь найти хоть какие-то следы пребывания Дуаре, но тщетно. Я медленно приходил в ненавистную фазу отчаяния.
Нальте старалась как-нибудь поддержать меня, но у нее это не получалось, так как она и сама не очень-то верила в то, что Дуаре жива.
Потом я смог подстрелить какую-то маленькую зверюшку. Мы не ели весь день и были ужасно голодны. Ближе к вечеру нам удалось развести огонь и поджарить кусочки нежного мяса. После этого я устроил в кроне большого дерева гнездо, которое, как это делала Дуаре, покрыл какими-то огромными листьями. Они же заменили нам одеяло. Когда наступила ночь, мы уютно там расположились, но никак не могли уснуть.
Каждый раздумывал о своем. О чем думала Нальте, не знаю, а я — то о нежной маленькой пятке, то о своем беспредельном авантюризме. Я проклинал тот день, когда решил построить ракету, доставившую меня на Венеру. Но в следующую минуту — благословлял его. Дома остались все правильные девушки мира, а здесь я нашел пра-правильную.
Нальте нарушила молчание первой.
— Ты очень любил Дуаре? — спросила она, словно прочитав мои мысли.
— Я люблю ее, — пришлось поправить, не мог слышать прошедшего времени.
— Как это тяжело, наверное, потерять возлюбленную, — вздохнула Нальте.
— Я ее не терял. Мы просто расстались на время.
— Она тоже любила тебя?
— Нет, Дуаре меня не любила, — ответил я с крайней серьезностью. А чего, в самом деле, шутить-то? Лучше уж горькая правда. Одного любишь, другого нет. — Не любила. Так, по крайней мере, она сама говорила. Ей как дочери джонга запрещается любить первые семьсот лет.
Нальте почему-то рассмеялась. Совершенно не принимала во внимание глубину чувства страдающего человека.